- Э, Игарь Алэксандравич, пить и в самом дэлэ нэ будэшь?
- Нет.
- А вдруг эта - в самый паслэдний раз? - в добродушном тоне Карима звякнула жестокая издевка.
Игорь пожевал кусок осетрины, задумчиво посмотрел в нерусские глаза, обретя вдруг устойчивость, странное спокойствие.
- Скажите, мне вот что интересно. Ну, предположим, моя жена наскребет выкуп, и вы меня отпустите. А почему вы не боитесь, что я сразу побегу в милицию?
Черномазый выпил с наслаждением рюмку коньяка, укусил кусочек сервелата, снисходительно посмотрел на пленника.
- Э, дарагой, савсэм глупа. Спросят: гдэ этат дом - что скажешь? Гдэ эти люди - чэго атвэтишь? Мы завтра знаешь гдэ будэм? Мэнты тэбя жэ и затаскают, заставят сказать: сам палэц атрубил, случайна.
Игорь понимал - горец прав. Вспомнил: когда голову ему разбили, больница, против его воли, сообщила о травме в милицию - так у них положено. Игорь, прискакавшему лейтенантику, рассказал все как было, но и заявил: лиц пьяных акселератов не рассмотрел, не запомнил, так что искать их бесполезно, и он от услуг милиции отказывается. Но не тут-то было. Мусорок сразу в открытую попросил-потребовал: мол, напишем в протоколе, что-де Игорь сам упал и голову себе раскроил. Игорь, само собой, заартачился: с какой-такой стати? Так ему потом нервы выматывали, житья не давали и в больнице каждодневными визитами, затем вызывать начали в отделение чуть не через день: то опознавать алкашей задержанных, то на доверительную беседу к начальнику РОВД. Шастал энергичный оперуполномоченный и домой во всякое неурочное время, топтал ботинками ковер. Одним словом, через два месяца измотанный Игорь написал своей рукой "признание": сам, дескать, упал, сам чуть себя не укокошил. Довольный победой белобрысый мент от всей души сказал ему спасибо - процент нераскрытых преступлений в районе сразу снизился...
- А эсли придется тэбя таго, - продолжал кавказец, выразительно прищелкнув волосатыми пальцами, - тагда вабще канцы в воду. Вэрнэе - в кислату. Эсть такая цистэрна в адном глухом мэстэ - с сэрной кислотой. Чэрэз палчаса ат трупа ни кусочка, все исчэзает бэз слэда.
Сердце у Игоря глухо и больно забилось, в голову вскочило душещипательное: "И никто не узнает, где могилка моя..." Аппетит сразу атрофировался. Он бросил нож и вилку, набулькал себе пепси полный фужер, выглотал. Хотел попросить "Плиски", но уже было западло, невозможно. Не пил и Вадим, ел молча. Лора же с братцем все подливали и поливали себе, хлебали то коньяк, то вермут, на глазах воспламенялись. Правда, мастодонт все еще супился, злобно косился на Игоря.
