— Это, право, странно! Я, пожалуй, согласен, что не всякий человек производит на нас хорошее впечатление; но для меня совсем непонятно, как это просто ненавидеть человека, не сделавшего никакого зла ни нам, ни кому другому. Дюбуру я вовсе не друг, и не одобряю его недостатки; но в этом случае я стою за него, и могу сказать только то, что ты к нему совершенно несправедлива.
Августа пожала плечами. Лицо ее ясно говорило, что доводы отца ее нисколько не убедили.
— Все это может быть, любезный батюшка, — возразила она, — но я никак не могу отделаться от мысли, что Дю-бур сделал не одно дурное дело. Мое нерасположение к нему не только не уменьшилось, но даже увеличилось. Особенно с того самого дня, когда к нам пришел господин Вьен-демор: с тех пор я Дюбура просто терпеть не могу.
Несмотря на все свое беспокойство насчет соседа, столяр не мог удержаться от насмешливой улыбки.
— Ну, теперь я уверен, что тебе начинает представляться, дитя, — сказал он. — Как же это наш гость вяжется с Дю-буром? Молодые люди ни разу не видали друг друга и, следовательно, совсем не знают один другого.
— Как знать! — возразила молодая девушка задумчиво.
— Какое-то предчувствие говорит мне, что они не совсем незнакомы.
— Я могу тебе на это сказать, что наш гость, когда при нем назвали Дюбура, не показал ни одним движением, что он его знает; но не стану спорить о том, до чего нам с тобой нет никакого дела. Я заговорился и позабыл о том, что меня сильно беспокоит. Так, возвращаясь к тому же, я спрашиваю тебя, не странно ли, что наших соседей до сих пор не видать?
— Ты говоришь о Минсах?
— Ну да! о ком же еще? Другие все давно на работе.
— Они, верно, уехали.
— Уехали? Ты тоже так думаешь?
— Наверно; отчего бы и не так? Вчера еще Минсы говорили, что они хотят скоро сделать маленькое путешествие. Ночью они, вероятно, и уехали.
— Гм, это, конечно, может статься. Но мне все таки странно, что они не оставили дома хоть служанку.
— Они, верно, так и сделали. Но она, наверно, еще спала, когда Дюбур стучался рано утром, или не хотела ему отворять, потому что нельзя сказать, чтобы она его долюб-ливала. Ты видишь, батюшка, — прибавила, улыбаясь, девушка, — не я одна терпеть не могу Дюбура.
Это последнее замечание своей дочери Альмарик пропустил мимо ушей. Но ее объяснение, видимо, его успокоило, потому что он свободнее вздохнул и незадолго перед тем озабоченное лицо его прояснилось.
— Ты права, должно быть, так оно и есть, — сказал он после минутного молчания. — Какое-нибудь важное или семейное дело заставило Минсов ехать немедля, и мое опасение насчет какого-нибудь несчастья с ними неосновательно. Но, чтобы совершенно меня успокоить, сходи-ка, постучись у них еще как-нибудь сегодня.
