— Если хочешь, я хоть сейчас, — отвечала Августа.
— Ну нет! Из-за этого нечего оставлять работу. Еще ус-пеется до вечерен. А теперь, дитя, иди-ка, помоги пока матери.
С этими словами столяр снова взял рубанок и принялся за остановившуюся работу.
Дочь, однако, не дала ему работать, говоря:
— Прежде, папа, пойдем завтракать, суп есть. Мама, верно, уже ждет нас.
— А гость встал?
— Еще бы! Ведь уже девять часов, а ты знаешь, что ему сегодня нужно сделать одно важное дело.
— Истинно так, твоя правда! У меня совсем из головы вон. Ну, так пойдем поскорее!
Альмарик отложил инструмент в сторону и, оставив мастерскую, направился с девушкой в заднюю комнату.
В ту минуту, как Альмарик подходил к этой комнате, дверь из нее отворилась и навстречу им вышла его жена.
Это была женщина приятной наружности и с резкими чертами лица, говорившими о ее добродушии и дружелюбии, внушавшими и расположение, и доверие. Она так хорошо сохранилась, что трудно было определить ее возраст. Ей было, должно быть, лет около сорока восьми, немного разве меньше, чем мужу. Сходство между нею и молодой девушкой до того бросалось в глаза, что с первого взгляда нетрудно было сказать, что это ее дочь.
— А я только что хотела идти за вами; завтрак, как видите, уже на столе, — ласково говорила хозяйка шедшим к ней навстречу мужу и дочери.
— Ну, старуха, — отвечал муж, смеясь, — мы, кажется, не опоздали, потому что еще и гостя нет.
— Господин Вьендемор сейчас придет, — возразила хозяйка Альмарику. — Я уже говорила ему, что…
Стук в двери не дал ей договорить.
— Войдите! — весело крикнул столяр.
Дверь отворилась и через порог переступил бледный молодой человек, пожелавший всем «доброго утра».
На вид ему было лет 28 или 29. Он был стройного роста, хорошего сложения, но держался слегка согнувшись и не совсем твердо, как человек, только что перенесший долгую, тяжелую болезнь и еще не оправившийся от ее последствий. Это видно было и по его несколько мутному взгляду, синеватому цвету лица и по темным кругам под глазами, что придавало всей внешности вошедшего какой-то меланхолический отпечаток.
Судя по одежде, молодой человек принадлежал к состоятельному сословию. Его платье было чрезвычайно чисто, щеголевато и сшито по самой последней моде. На голове была легкая бархатная шапочка, до которой, здороваясь с семьей столяра, он лишь слегка дотронулся рукой, не снимая ее, как того требовала вежливость.
Мать и дочь отвечали на его приветствие, причем эта последняя слегка покраснела, а столяр крепко пожал вошедшему руку и сказал:
