Но чаще всего в одиннадцатом. Одиннадцатый был у нас счастливый номер.
Получалось у нас очень здорово, но быстро. Хорошо было.
Мне кажется, Холли стоило бы закрыть на это глаза. Мне кажется, ей стоило бы по крайней мере попытаться.
А я, я по-прежнему работал по ночам. Работа была — не бей лежачего. Но тогда уже пошло наперекосяк, дальше — больше. Что-то в нас такое сломалось, не стало азарта.
Я перестал чистить бассейн. И он так зарос этой зеленой дрянью, что постояльцы совсем перестали им пользоваться. Кранов я больше не чинил, плитку не клал, и ничего не подкрашивал. Ну, если честно, то надирались мы оба ой-ой-ой как. А когда ты пьешь, то времени и сил на это уходит не мерено, если, конечно, ты за это дело берешься всерьез.
Холли тоже расслабилась. Перестала как следует регистрировать посетителей. И брала с них то больше, то меньше, чем положено. Поселит иной раз троих в комнату с одной койкой, а иной раз — одного в номер с люксовым лежбищем. Ну и начались, конечно, жалобы, а иной раз доходило и до скандала. Народ собирал вещички и перебирался в другое какое-нибудь место.
Потом пришло письмо из управления. Потом другое, с официальным уведомлением.
Звонки телефонные. Кого-то они там отправляют к нам из города.
Но нам на все это было уже наплевать, вот ведь в чем дело. Мы знали, что дни наши сочтены. Мы облажались, и оставалось только ждать, когда нас отсюда вышвырнут.
Холли умница. Она первая это просекла.
Вот мы и проснулись в ту субботу утром, после того как всю ночь пытались понять что к чему. Открыли глаза и повернулись в постели, чтобы как следует посмотреть друг на друга. И оба все поняли. Мы дошли до крайней точки, и теперь нужно было придумать, с чего начать заново.
Мы встали, оделись, выпили кофе и решили, что нужно поговорить. И чтобы никто не мешал. Никаких звонков. И постояльцев.
Вот тут я и достал «Тичерз». Мы заперли лавочку и пошли наверх со стаканами, бутылками и льдом. Для начала мы посмотрели телек, цветной, порезвились немного и послушали, как надрывается внизу телефон. А на закусь — сходили вниз и вытащили из автомата чипсов с сыром.
Забавно, что теперь, когда мы поняли, что все уже произошло, произойти могло все что угодно.
— Пока мы еще не поженились и были совсем дети? — говорит Холли. — Когда у нас были большие планы и надежды? Ты помнишь?
Она сидела на кровати, обхватив колени, со стаканом в руках.
— Помню, Холли.
— А знаешь, ты у меня был не первый. Первым был Уайетт. Представляешь? Уайетт. А тебя зовут Дуэйн. Уайетт и Дуэйн. Кто знает, сколько я всего упустила за эти годы? Но ты для меня был всем на свете, прямо как в песне.
