Гражданская лирика и поэмы | страница 14

На первую страницу

а кто

еще одну ночь не спать…

Я эту витрину

ношу в мозгу,

той дрожи

нельзя замять и забыть;

я, как спасение,

помню Москву,

где этого нет

и не может быть.

КЛАДБИЩЕ ПЕР-ЛАШЕЗ

Вот Пер-Лашез,

мертвый Париж,

столица плит,

гранитных дощечек,

проспекты часовен,

арок и ниш,

Париж усопших,

Париж отошедших.

Мать

припала к ребенку,

застыв,

физик —

с гранитной ретортой.

Сырые

фарфоровые цветы

над надписью

истертой.

С каменной скрипкой

стоит скрипач

у камня-рояля

на кладбище.

Надгробья

готовы грянуться в плач

Шопеном

траурных клавишей.

Писатель,

с книгой окаменев,

присел

на гранит-скамью.

И вот стена,

и надпись на ней:

«Aux morts de la Commune».

Я кепку снял,

и, ножа острей,

боль

глаза искромсала, —

Красная Пресня,

Ленский расстрел,

смерть в песках

комиссаров,

Либкнехт и Роза

и двадцать шесть,

Чапаев

и мертвые Вены

всплывали на камне

стены Пер-Лашез,

несмыты,

неприкосновенны.

Кладбищенский день

исчерна синел,

и плыли

ко мне в столетье

венки из бессмертников

на стене,

«Jeunesse Communiste»

на ленте…

СТАНЦИЯ «МАЯКОВСКАЯ»

На новом

радиусе

у рельс метро

я снова

радуюсь:

здесь так светло!

Я будто

еду

путем сквозным

в стихи

к поэту,

на встречу с ним!

Летит

живей еще

туннелем вдаль

слов

нержавеющих

литая сталь!

Слова

не замерли

его руки,—

прожилки

мрамора —

черновики!

Тут

в сводах каменных

лучами в тьму

подземный

памятник

стоит — ему!

Не склеп,

не статуя,

не истукан,

а слава

статная

его стихам!

Туннель

прорезывая,

увидим мы:

его

поэзия

живет с людьми.

Согретый

множеством

горячих щек,

он

не износится

и в долгий срок.

Он

не исплеснится!

Смотрите — там

по строчкам−

лестницам

он сходит сам.

Перейти на страницу