Марсиаль допил коньяк. Ему захотелось съесть пирожное. Но он отказал себе в этом. Томил Марсиаля и иной голод, который, впрочем, почти никогда его не покидал. Правда, со временем он научился подавлять этот голод и забывать о нем. Но сегодня вечером, это уж точно, он о нем забывать не намерен. Более того, решение зрело в нем давно, с той самой минуты, как он покинул дом Феликса… Марсиаль поглядел на часы. Половина второго. Для Дельфины он найдет какую-нибудь отговорку. Марсиаль подозвал гарсона, расплатился и вышел из кафе. Ничто на свете не могло бы его сейчас остановить… Он был наедине с самим собой и дал волю тем глубинным, тайным желаниям, которым неведомы запреты, которые не подвластны никакой морали.
Меньше часа спустя он уже катил к дому. Он внутренне упрекал себя, но только для проформы, чтобы хоть как-то задобрить Немезиду. «Я поступил дурно… Мало того, что я не проливаю слез у смертного одра несчастного Феликса, что было бы естественно, мало того, что я не плачу, я еще, едва выйдя из его дома, подцепляю девчонку на бульваре… Нет, я в самом деле бессердечный негодяй… Подонок! Что ни говори, это гадко, очень гадко! Правда, я никому не причинил зла. Только самому себе. Разве я оскорбил память Феликса? Уж кто-кто, а он бы меня понял. У него были широкие взгляды и снисходительное сердце. Он был святой, этот человек, Да, правда, я считаю, что Феликс был святым. Мне это иной раз приходило в голову еще при его жизни. Столько доброты, столько… — он поискал слово, — мягкости. Да-да, именно мягкости, как у святого Франциска Ассизского… (Марсиаль тут же представил себе Феликса в рясе францисканца, проповедующего птичкам, и с трудом сдержал улыбку.) Он бы меня понял… Ведь он меня так любил! Он, наверно, и сейчас подмигивает мне оттуда… Если, конечно, он там, на небе, как верит тетя… Все-таки я скверно себя веду. Что с нас взять, с несчастных людей?.. Страсти! Они же, сволочи, владеют нами до гробовой доски! Как это латинское изречение? Trahit quemque sua voluptas. Каждый следует своим страстям. Нет, по латыни это звучит лучше. В слове „trahit“ есть оттенок — тянет, тянет силой. Каждого влекут его страсти… Нет, и это не совсем точно. В латинской фразе ударение падает на глагол. Влекут за собой каждого его страсти… Так уж лучше… Эх, надо бы оживить в памяти латынь. В школе я был хорошим латинистом, я теперь, готов держать пари, не справился бы с переводом, который дают в третьем классе. Глупо так разбазаривать свои знания. Ничего не помнить… Хотя в мои годы снова засесть за латынь?.. А в конце концов, почему бы и нет? Способности мои при мне, никогда я не был в такой отличной форме. Десять минут назад я это блистательно доказал. Правда, подвиги такого рода имеют весьма отдаленное отношение к интеллекту… Черт подери, я совершенно неспособен сосредоточить свои мысли на бедном Феликсе. Хоть бы на похоронах-то заплакать. Ну, до послезавтра до меня все-таки дойдет, что он умер… Все равно, все равно я настоящий мерзавец!..»
