…И та же роща пять лет спустя. Мы с матерью идем проселочной дорогой, а вокруг нас березы с бело-розовой корой. Их стволы, высвеченные весенним солнцем, слепят глаза. Земля, покрытая прелыми листьями, мягко продавливается под ногами. Вдруг мать замирает, крепко сжимает мне руку: «Видишь?» Между белых стволов мелькает что-то рыжее. Лиса! Прочерчивает огненный след и скрывается в чаще. Словно факелом за березами провели. Срываюсь с места, бросаюсь следом. Зря, конечно, любая пятиклассница на моем месте поняла бы: все равно не догнать.
В руках матери лист бумаги. На нем точки: деревья. Те, которые надо вырубать. И разные линии, показывающие, где пройдут коммуникации.
«Ма, неужели роща скоро исчезнет? И ее уже никогда-никогда не будет? А куда же пойдет лиса?» — дергаю ее за рукав, «Нет, дочка, не исчезнет. Мы боремся. Думаю, отстоим!» — обещает мать. Я запрыгала, захлопала в ладоши. Верила: раз мать сказала, значит, так оно и будет.
Обманула. Не отстояла.
Почему? Не те слова говорила? Мне казалось, будь я на ее месте, я бы доказала. Я бы пошла к самому главному начальнику, взяла его за руку и повела в эту рощу. И, потрясенный невероятной красотой, он долго стоял бы, сняв дорогую ондатровую шапку, со слезами на глазах. И он отменил бы все свои варварские приказы…
Но мать не смогла. «Эх, ты!..» — сказала я ей.
— Проект был уже утвержден, — повторила она. — Все непросто, дочка. Вот вырастешь — поймешь…
— Не хочу понимать! Не желаю!
— Люди получили жилье. Тысячи квартир. При таком огромном строительстве нужно чем-то жертвовать.
— Нужно? Кому? Ты же сама говорила, что это не строительство, а расселение. Говорила или нет? — Я видела микрорайон, который строится на том месте. Скучные, худосочные многоэтажки с крохотными заморышами-балкончиками. — Строители!
— Роща все равно бы погибла, лес не выдерживает соседства с жильем. Видишь тот засохший дуб против дома? А ведь его оберегали, обходили во время стройки.
— Да, не выдержал. Даже дуб…
— Ой, горит!.. — Мать бросилась в кухню, откуда валили, обгоняя друг друга, клубы удушливого смрада. — Надо же, вся картошка сгорела! — пожаловалась беспечно и весело. Похоже, она безумно обрадовалась возможности убежать на кухню. Ну нет, от меня так просто не отделаешься!
— Ма, дай мне трешник! — кричу в сизый дым.
— Для чего тебе столько? — ахает мать, появляясь в дверях. В руке у нее большой кухонный нож, на глазах слезы. Лук, наверно, резала.
— Для самоутверждения. Ребенок должен иметь карманные деньги. Чтобы не быть в стороне.
