Зацветали яблони | страница 11
— Выступала! Ах, глупая, глупая роща! Сама виновата: не выступай! Так по-вашему? — Я пыталась поймать ее взгляд, но не могла: он был сосредоточен на багровых пятнах на ее запястье. Они не оттирались, только немного побледнели, расплылись разводами по руке. — А помнишь, какие там дубы были? А березы с бело-розовой корой? Ты же сама говорила, что такие только во сне увидеть можно, помнишь?
Я-то помнила. Все помнила…
Вокруг все такое белое, такое ослепительное. И снег, и стволы берез под солнцем. Глубокая лыжня, а впереди отец. У него, разумеется, не хватает терпения плестись вместе с нами. Его высокая фигура быстро удаляется, мелькает в полосатой тени деревьев и неожиданно исчезает. Потом так же неожиданно появляется и так же стремительно несется нам навстречу.
А потом — привал. Всегда в одном и том же месте: на небольшой поляне с молодыми пышными елками по краю. Три пенька от спиленных берез, на которые мы рассаживаемся, на разную высоту поднимаются над снегом. Один повыше и потолще, другой пониже и потоньше, а третий совсем малютка. «Вот тот, самый большой — папа, этот — мама, а этот — их дочь», — объясняет мне, и я уточняю: «Значит — я, ты и папка. Да?» — «Да, Юлька, совершенно точно: святая троица». — Отец подхватывает меня с пенька и подбрасывает вверх. «Осторожно, лыжи! — кричит мать. — Покалечишь ребенка!» Но отец ловит меня и держит на вытянутых руках. Я вижу запрокинутое вверх лицо, глаза, черные, как его куртка, и такие же черные волосы.
Болтаю ногами, и лыжи в конце концов слетают. Вместе с валенками. Отец сует мои ноги в голубых вязаных носках в карманы своей куртки. И вдруг резко откидывает тело назад, почти горизонтально. «Держись! — командует. — Вираж! Два трамплина и два поворота!» — и отпускает руки. Немедленно хватаю его за уши и, вцепившись в них, как в руль, чувствую себя на его крепкой груди, словно на сиденье «Явы», готовой понестись в бешеный кросс. Быстрее, еще быстрее! «У-у-у, — изображаю гул мотора. — Больше скорость — меньше ям!» — ору в отупелом восторге, а отец хохочет: «Молодец, дочка! Верно! Из тебя выйдет отличный гонщик!»
«Сумасшедшие! Что отец, что дочь!» — ворчит мать, а на лице улыбка.
Потом отец выпрямляется, вынимает мои ноги из карманов, сует их в валенки: «Все! Финиш! Приз газеты „Лесной гудок“ вручается Славиной Юлии Игоревне»… — «Еще! Еще!» — требую у родителя, зная, что мне невозможно отказать.
Пьем горячий чай из термоса и едим бутерброды. А когда оставляем поляну, на ней, рядом со «святой троицей», остается надпись, сделанная лыжными палками на снегу: «Игорь+Ира=Юлька-капризулька».
