Истерзавшейся от скорби? Снимется ль с нее запрет
И дарует Всемогущий ликоваться в райской куще
С той душою присносущей, имя чье — небесный свет,
С лучезарною Ленорой, имя чье — блаженный свет?”
А вещун: “Возврата нет!”
“Это слово — знак разлуки! — я вскричал от новой муки. —
В одиночестве укрыться вечный я даю обет!
И не жди здесь до утра ты! Прочь! И не оставь пера ты
Черным символом утраты! Мчись туда, где адский свет!
Вещий лгун! Вынь клюв из сердца! Прочь туда, где адский свет!”
Но вещун: “Возврата нет!”
И сидит, сидит с тех пор он, полусонный черный ворон,
И в упор глядит он с бюста над дверями в кабинет.
Жгуче дремлют в тусклом свете очи дьявольские эти,
И недвижна на паркете тень его, как мрачный след,
И душе моей из тени, мрачной, точно вечный след,
Ввысь вовек возврата нет.
Раз в тоскливый час полночный я искал основы прочной
Для своих мечтаний — в дебрях философского труда.
Истомлен пустой работой, я поник, сморен дремотой,
Вдруг — негромко стукнул кто-то. Словно стукнул в дверь… Да, да!
“Верно, гость, — пробормотал я, — гость стучится в дверь. Да, да!
Гость пожаловал сюда”.
Помню я ту ночь доныне, ночь декабрьской мглы и стыни, —
Тлели головни в камине, вспыхивая иногда…
Я с томленьем ждал рассвета; в книгах не было ответа,
Чем тоска смирится эта об ушедшей навсегда,
Что звалась Линор, теперь же — в сонме звездном навсегда
Безымянная звезда.
Шорох шелковой портьеры напугал меня без меры:
Смяла, сжала дух мой бедный страхов алчная орда.
Но вселяет бодрость — слово. Встал я, повторяя снова:
“Это гость, — так что ж такого, если гость пришел сюда?
Постучали, — что ж такого? Гость пожаловал сюда.
Запоздалый гость. Да, да!”
Нет, бояться недостойно. И отчетливо, спокойно
“Сэр, — сказал я, — или мэдем, я краснею от стыда:
Так вы тихо постучали, — погружен в свои печали,
Не расслышал я вначале. Рад, коль есть во мне нужда”.
Распахнул я дверь: “Войдите, если есть во мне нужда.
Милости прошу сюда”.
Никого, лишь тьма ночная! Грозный ужас отгоняя,
Я стоял; в мозгу сменялась странных мыслей череда.
Тщетно из глухого мрака ждал я отклика иль знака.
Я шепнул: “Линор!” — однако зов мой канул в никуда,
Дальним эхом повторенный, зов мой канул в никуда.
О Линор, моя звезда!
Двери запер я надежно, но душа была тревожна.
Вдруг еще раз постучали, явственнее, чем тогда.
Я сказал: “Все ясно стало: ставни… Их порывом шквала,
Видимо, с крючка сорвало, — поправимая беда.
Ставни хлопают и только, — поправимая беда.
