Что это сам сказал я вслух,
Что эхо принесло ответ
Средь тьмы ночной… Возврата нет!
Опять присел к камину я,
Но вновь стеснилась грудь моя:
Я слышал ясно, что теперь
Стучат сильнее, но не в дверь,
Стучат в закрытое окно,
Звенело жалобно оно.
Шептал тревожно я опять:
“Кто б это мог в окно стучать?
Есть непременно кто-то там!
Кому ж стучаться по ночам?
Не страх ли это? Отдохну,
Тогда загадку я пойму,
Быть может, это только бред,
Иль ветра вой… Возврата нет!”
Я поднял штору у окна,
И вот ко мне, как ночь темна,
Большая птица ворвалась
И тихо в комнате взвилась.
То черный, мрачный ворон был,
Как будто полный адских сил
(Так был угрюм он и суров).
Он сделал несколько кругов,
На бюст Паллады тихо сел
И злобно, холодно глядел.
То молчаливый был сосед:
Сидит, глядит… Возврата нет!
Сдержать улыбки я не мог,
Так был он важен, мрачно строг.
С ним начал я болтать, шутя:
“Скажи, откуда ты, летя,
Меня сегодня посетил?
В какой стране ты прежде жил?
Хоть без щита ты и без лат,
Но говорит мне важный взгляд,
Что древен твой высокий род,
Какой же титул он дает?
И как зовут тебя?” В ответ
Он каркнул мне: “Возврата нет!”
Был удивлен, конечно, я,
Что птица говорит моя,
Хотя ответ на мой вопрос
Мне утешенья не принес:
В нем смысла не было, но все ж
По телу пробежала дрожь,
Так странно было над собой
На бюсте видеть в час ночной
Ту птицу черную и знать,
Что птица может смело дать
На языке людей ответ,
Что имя ей: “Возврата нет”.
А ворон был, как ночь, угрюм,
Как будто полный мрачных дум,
И так торжественно молчал,
Как будто слов, что он сказал,
Довольно было для того,
Чтоб душу выразить его.
А я опять шептал в тоске:
“Да, все исчезло вдалеке,
Ушли надежды и друзья,
И одинок, покинут я,
И ворон улетит чуть свет…”
И каркнул он: “Возврата нет!”
Я был теперь опять смущен:
Ответил так разумно он,
Как будто понял мысль мою?!.
Все вздор! фантазии даю
Я много воли! Этот крик
Был заучен им; он привык
К нему когда-то; может быть,
Ему пришлось с страдальцем жить,
Который этот тяжкий стон
Твердил, печально удручен,
Твердил, под гнетом дум и бед,
Лишь слова два: возврата нет!
Но все ж он развлекал меня,
И, подложив в камин огня,
Я в кресле бархатном своем
К нему подвинулся. Вдвоем
Мы так сидели. Я смотрел
Ему в глаза и все хотел
Узнать по виду, по глазам,
Каким он предался мечтам,
О чем он важно думать мог,
О чем он каркал, как пророк,
Имел ли смысл его ответ
И мрачный крик: возврата нет?
Но он по-прежнему молчал
И взором огненным сверкал,
Как будто пронизать насквозь
Меня хотел им, и лилось
