Командиры взводов тоже нервничали, боясь пропустить сигнал ротного. Наконец, между дорогой и домом появились двое из головного дозора. Они шли очень осторожно. Один из боевиков прошел в метре от замаскировавшегося в мусорной куче Михайленко. Подойдя к углу дома, один из дозорных ваххов обернулся и сделал жест рукой. В «мешок» на расстоянии метров пятидесяти от засады вышли двадцать бородачей.
— Поехали, — передал Сапега, и по бандитам открыли огонь. Одновременно с этим три бойца первого взвода «сняли» выстрелами в затылок дозорных.
— Сапега! — крикнул подползший к ротному Екимов. — Это не все. Еще несколько человек должны быть. Нас могут обойти.
— Гурьев, противник с тылу! — крикнул Сапега и продолжил вести огонь.
Как и ожидал Екимов, вскоре одна из групп боевиков вышла в тыл, но была накрыта огнем взвода.
От Гурьева к Сапеге прибежал посыльный.
— Что стряслось?
— Там их больше, товарищ майор.
— Больше, чем что? Пятнадцать-двадцать? Сколько?
— Человек шестьдесят-семьдесят.
— Ну, контрразведка, мать вашу… — прошипел Сапега и врубил рацию.
Ротный быстро перестроил личный состав и приказал отходить к дороге. Короткими перебежками разведчики, прикрывая огнем друг друга, отступили за трассу и били уже оттуда по двум группам бандитов во фланг. Ваххи, почувствовав, что военная удача на их стороне, начали наступать, но были остановлены огнем на пятачке между двором и дорогой. Это дало возможность Сапеге связаться со штабом бригады, и уже через минуту пятачок накрыла минометная батарея. К утру оставшиеся в живых бандиты бежали, а засевшие в близлежащих домах были уничтожены.
Возвращались в бригаду в подавленном настроении. Екимов думал о том, что его подвели с оперативной информацией. Сапега чертыхался из-за того, что часть бандитов ушла.
— Товарищ подполковник, что это было? На моей памяти ты еще ни разу так не лажал. Информаторы подвели?
— Это было бы очень хорошо. Но сдается мне, нас сдали с потрохами. И если б не ты, честно скажу, это был бы наш последний день. Я доложу.
— Да хоть докладывай, хоть накладывай, а денег больше не дадут.
— К медали представят.
— Угу. Служи, дурачок, получишь значок. Я ж не школяр. Мне они до одного места. Ей-богу, моя крайняя командировка! Приеду домой — напишу рапорт. И — прощай навек, защитный цвет.
Никто и никогда в Чечне не говорил слово «последний», все говорили «крайний». Крайняя командировка, крайняя обнаруженная мина, крайняя колонна… Слово «последний» ассоциировалось с концом, смертью, да и просто с плохой приметой.
