Когда рота, грязная, уставшая, ввалилась за ворота завода, на территории бригады царило какое-то странное оживление.
— Только что комбрига вызвали в Ханкалу. Либо снимут, либо наградят, — сказал комбат офицерам. — Так что отдыхайте. Завтра все узнаем.
Как выяснил Сапега, не один комбриг покинул бригаду. С ним выехал начмед и зам по тылу.
— Ну что, ребята, дорога к спирту открыта, — сказал он собравшимся в канцелярии роты офицерам, прапорщикам и контрактникам роты. — Комбат разрешил отдыхать два дня.
Веселой толпой собравшиеся вместе с контрразведчиком Екимовым ввалились в медчасть.
— Полковник Кржижановский запретил использовать спирт не по назначению, — встала на дороге между страждущими и спиртом медсестра Маша.
— Родная моя, золотая ты наша Машенька, — улыбнулся Сапега, — мы солдаты. Видим только бородатых уродов с утра до вечера, а вы — наш ангел. И поверьте, чтоб не думать о вас, не страдать ночами, обнимая подушку, нам, восьмерым здоровым мужчинам, вернувшимся с боя, нужен спирт. Только чтобы на время забыть, где мы! Но не забыть, кто мы. А мы — ваши защитники навеки.
— Ой, товарищ майор, вечно вы приходите и выпрашиваете спирт. Только в этот раз не дам, и точка.
— Машуль, посмотри в наши глаза. Ты видишь в них мольбы людей, которые завтра снова пойдут в бой.
— Товарищ майор, полковник Кржижановский развел спирт с йодом, так что не получится.
— И чего?
— Чего-чего, запор будет.
— У-у-у, — пронеслись разочарованные голоса.
Но подал голос стоявший позади всех старшина роты прапорщик Никурдин:
— Я тут с бойцами нашел банки с соком. Дык с них дрыщ наступает сильный поутру. А если мы станем пить спирт, от которого запор, а запивать соком дрыщевым — наутро все будет нормально!
Машенька была поднята на руки и отставлена в сторону. Спирт пошел по кругу, когда солдаты принесли сок.
Пили долго. Беседы плавно сошли с политики на баб, с баб на устройство страны, потом снова на баб.
Утром половина офицеров роты страдала запором, вторая — поносом.
— Не вышло по-твоему, Никурдин, — прохрипел из-за двери туалета Сапега, и прапорщик должен был бежать в другую роту, чтобы на время успокоить желудок.
А вечером всем, включая Михайленко, комбат объявил выговор.
Лишь Екимов странным образом не заболел животом. Ночью он попросил дневального разбудить Максима и, как только тот вышел из канцелярии, спросил в лоб:
— Хочешь служить в контрразведке?
— Это шутка такая? — спросил еще не полностью проснувшийся лейтенант. — Я, товарищ подполковник, спать хочу.
