О Боже, да какая, к черту, разница, как и где, главное — быстрее!
— Делай, что хочешь, только не вздумай остановиться, — выдавливаю я придушенно, закрываю на секунду глаза и стону, увидев, как плотоядно она облизнулась.
Она хоть понимает, что сейчас делает со мной? Как бесит каждую минуту времени и при этом притягивает сильнее, чем я вообще когда-либо мог вообразить. Плевать на долбаный трейлер, я его продам, подарю, да просто на хрен сожгу, если он ее так раздражает, но ведь Ти-Рекс тоже моя территория! Господи, пусть она это сейчас понимает и делает осознанно!
Хотя если и нет, это не значит, что подумаю остановиться. Да я вообще уже не способен думать. Головой уж точно. Пусть не задумывается сейчас ни о чем, потому что, как только Юлали думает, у нас проблемы.
Хочу трогать ее, сжимать, облизывать и обладать, но остатков моего адекватного сознания хватает на то, чтобы пока только смотреть. Животное чутье подсказывает мне сейчас, что это именно то, что от меня требуется.
В несколько движений Юлали избавляется от всей одежды под моим ошалевшим от похоти взглядом. Я вижу ее совершенно голой на пассажирском кресле, и мягкое мерцание ее бледной кожи ослепляет меня так, словно я пытаюсь смотреть на чертово солнце. Она чуть раздвигает ноги, откидывается назад и обхватывает руками подголовник сиденья. Это словно жестокий двойной удар по всем моим органам чувств. Аромат уже сочащегося возбуждения бьет мне в голову, как долбаный апперкот боксера-тяжеловеса, а вид ее нагло торчащих на поднявшейся груди сосков добивает окончательно. Я в гребаном нокауте. Нет, я убит: приговорен и казнен, и никакой амнистии мне явно не предвидится.
Развернувшись, одарив меня искушающим взглядом, Юлали, словно гибкая, изящная рыбка, проскальзывает на заднее сиденье, ослепив меня и лишив дыхания видом своей восхитительной гладкой задницы. Что мне сделать? Изобразить слепого и немощного? Да, обязательно, клянусь, я сделаю это в следующий раз. Но сейчас я оказался позади своей жены со спущенными штанами и членом, нетерпеливо пульсирующим у ее входа, гораздо быстрее, чем понял, что делаю. Вот когда поймешь всю глубину народной мудрости, гласящей: «Член стоит — башка не варит». Ох, я буду хорошим. Потом. Я буду ласкать Юлали без остановки. Позже. Я дам ей кончить от моих пальцев и языка столько раз, сколько она только может захотеть и выдержать. Может, завтра или хотя бы через час. Но прямо сейчас голод, который сильнее всех разумных мыслей и старше, чем способность связно мыслить, послал мое тело вперед, вынуждая вцепиться в ее мягкие, сладкие бедра мертвой хваткой и заорать одно-единственное: «Да-а-а-а!» на всю Вселенную, которая переместилась вся в тот момент в горячее, узкое и невыносимо родное пространство, принимающее меня и утягивающее все глубже. Никаких прелюдий и подготовки, только яростная атака, и хоть и не понимаю откуда, но точно знаю, что это то, чего до изнеможения хотим мы оба… Бормоча то, что и под гипнозом и пытками никогда не воспроизведу, я вломился в ее тело, действуя сообща с волком и не деля, а умножая это наслаждение на двоих. Хренов примитивный процесс, односложные движения внутрь и наружу приобретали поистине сакральный смысл и воздействие. Все, что я мог видеть, осязать, обонять, резко сократилось до этого изогнувшегося и щедро принимающего тела подо мной. Вот уж когда и правда все возможные и невозможные законы этого мира просто исчезли, отодвигаясь за границу некоего пространства, что создавало наше слияние. Это не было просто грубым и быстрым сексом двух существ там, где пришлось и как уж получилось. Нет, почувствовав спазмы внутренних мышц Юлали и взревев в собственном освобождении, я осознал, что еще никогда в жизни не ощущал себя настолько глубоко в ком-то. И к простой физиологии это не имело отношения. Изливаясь так, словно я больше не собирался дышать, кончив до последней капли, я нырнул в эту женщину полностью, даже не планируя выплывать, когда воздух в легких закончится. Это обладание было настолько полным, что больше походило на отчаяние или даже агонию.
