Белый свет лежит на той стороне.
Темно.
Медленно и бесшумно катится слеза по щеке дедушкиного друга, сменного мастера. Но этой слезы мастер Искра не видит и никогда не увидит. А жаль. Потому что такая слеза, слеза товарища, самое справедливое зеркало. Только ей одной дано отразить человека как гражданина.
Мать станет плакать по сыну-убийце. Жена оплачет мужа, каков бы он ни был, хоть пьяницу, хоть какого. Дочь и сын оплачут отца, даже если он их оставит. Истинно справедлива только слеза товарища. По человеку худому товарищ плакать не станет. Все малое исчезнет, если уж брызнет слеза из его глаз. И то, что напарник был неуживчивый человек, сварливый, то и дело огрызался. И то, что угрюмый он был. И одержимый, хуже пьяного. Пьяный — тот хоть проспится на другой день, а этот неделями ходит как заколдованный: то новая ваза не получается, то обидели мастера Искру, опозорили и наплевали ему в глаза. То — не знаете вы Тараса Искру, какой он есть — первый человек на свете!
Что говорить — всяко бывало. Но сейчас сменный мастер об этом не помнит. Медленно катится слеза по щеке дедушкиного друга. А если слезу о тебе твой товарищ прольет, стало быть, ты был человеком. В слезе товарища отразишься ты во всей своей доблести, во всем своем мужестве, во всем хорошем, что в тебе есть. Зазря товарищ плакать не станет.
Антоныч, сменный мастер, плакал. Но дедушка не видел той слезы, и поэтому она его не утешила, не согрела.
Машина «Скорой помощи» доставила деда в больницу. Закинув голову, сидит он в приемном покое, и та же рука, жестковатая, незнакомая, по-прежнему крепко держит его. Это уборщица Марфа Андреевна.
Дедушка слышит, как Антоныч ломится в кабинет врача и кричит не своим голосом:
— Да что вы, обезумели? Глаза! Лучший мастер! Гордость завода! Ему глаза нужны!
— Глаза всем нужны, — отвечает спокойный голос за дверью. — Сейчас отпущу больного и примем меры, не могу же я сразу двоим оказывать первую помощь, как вы думаете? Попрошу вас освободить кабинет.
— Болезный ты наш, — причитает Марфа Андреевна. — Голубчик ты наш, и за что страдаешь? Ты ль не старался? Ты ль душу не вкладывал? Ты ль на работе себя не убивал?
— Гражданка, дома будете плакать, — на ходу говорит голос из темноты, и дедушке Искре кажется, что этот голос зевает: «Ну что ж!.. На свете много слепых, и глухих, и немых. Этот мир, пожалуй, горем не удивить».
Дверь распахивается. Мастера Искру под руки вводят к врачу.
— Откройте глаза!
