— У всех без исключения? Тогда как же может новое-то пробиться, — спросил Батов, и Сергей почувствовал в темноте, что он улыбается.
— Но вот Волнов… У нас с ним сложные, даже тяжелые отношения. Ему нужны лишь цифры. А мне — цифры ради цифр не нужны. Нельзя думать о хлебе только как о выполнении сегодняшних планов. То Волнов против севооборотов, потому что течение такое было. А теперь за них… И снова тянет к схеме, к шаблону. А я уверен, что он не прав, стоит мне уступить, и я, как агроном, окажусь нулем, пустышкой перед собой и перед людьми, которые мне верят.
Батову нравилась запальчивость Русакова. Он, собственно, для этого и приехал к нему, чтобы вот так, с глазу на глаз, ощутить его сокровенное. Правда, он и до этого чувствовал в Русакове то новое, что сейчас так необходимо. Но упорство Волнова иногда вызывало настороженность. А Батов не любил работать с людьми, которые были не до конца ему ясны.
— Ну, а с чистыми парами? — весело спросил Батов. — Есть ли смысл от них отказываться в условиях нашего района?
— А мы и не отказываемся. Но при оценке необходимо учитывать экономическую сторону. В нашем хозяйстве она чаще всего говорит в пользу занятого пара. Просто мы хотим найти свое соотношение чистых и занятых паров… А нас опять хотят стреножить. Эта тенденция, ох, как живуча! Мы и название ей дали. Знаете какое? Волновщина…
— Вот как — волновщина? Любопытно. Но не слишком ли громко?
— Едва ли, слишком. У народа точная мерка.
Батов молча курил. Сергей чувствовал, что секретарь райкома о чем-то мучительно думает.
Свет на столбах предупредительно погас два раза. С земли потянуло свежестью. Стало совсем темно и так тихо, будто все вымерло. Где-то залаяла собака. Ветер с выгона принес мелкую трескотню кузнечика…
Тяжелая, неторопкая походка Батова, сбитая, тяжелая фигура делали его похожим на молотобойца. Широкое, скуластое лицо с неожиданно мягкими доверчивыми глазами, беспрестанно и озорно меняющимися в оттенках, — все это особое, батовское.
Мокей Зябликов, при всяком удобном случае напоминая о своей дружбе с секретарем, не замедлит нарисовать портрет Батова: «Вот, думаешь, тяжеловат, а он просто коренаст. Больно глаз у него вострый — ну ничего не укроется от него…»
Раньше Батов работал первым секретарем Нижнеломовского райкома.
Перевели его первым в Бековский район как раз незадолго до разделения обкома. Об уходе Батова из Нижнеломовского района ходили разные догадки: одни говорили, что выжили человека; другие, более осведомленные, бывало, удивленно пожимали плечами: загадка, черт побери, не человек, а загадка… Взять хотя бы случай с Соколовским…
