Я ждал возвращения настоятеля, испытывая волнении несчастного, ожидающего приговора. Мысль о том, что Манон в госпитале, была для меня невыразимой пыткой. Помимо дурной славы этого заведения, я не знал, как там обращаются с нею; и воспоминание о некоторых подробностях, какие мне удавалось слышать об этом ужасном доме, ежеминутно приводило меня в возбуждение. Я чувствовал такую решимость помочь ей, во что бы то ни стало и каким бы то ни было способом, что готов был поджечь монастырь святого Лазаря, если не окажется иного средства уйти из него.
Я стал раздумывать, что мне предпринять, если случится, что главный начальник полиции решит продолжить мое насильственное заключение. Я задал работу моей изворотливости, я рассмотрел все вероятности. Я не придумал ничего, что обещало бы мне, наверное, освобождение, и боялся, что в случае неудачной попытки, меня подвергнут более строгому заключению. Я вспомнил о нескольких, друзьях, на чью помощь мог рассчитывать; но как известить их о моем положении? Наконец мне показалось, будто я придумал такой ловкий план, что он может удаться, отложив, впрочем, окончательное обдумывание его до возвращения настоятеля, когда, в случае безуспешности его ходатайства, он сделается необходимостью.
Он, вскоре воротился. Я не заметил на его лице тех признаков радости, которые сопровождают добрую весть.
– Я говорил с г. главным начальником полиции, – сказал он, – но уже опоздал. Г. де-Ж. М. отправился к нему прямо отсюда, и так предубедил его против вас, что он готов был послать мне приказ обращаться с вами построже. Впрочем, когда я рассказал ему ваше дело по существу, то он, по-видимому, сильно смягчился, и, подсмеиваясь над ветреностью г. де-Ж. М., сказал, что для того, чтоб его успокоить, надо вас выдержать здесь полгода, тем более, как заметили они, что заключение будет для вас не бесполезно. Он советовал мне обходиться с вами вежливо, и я вам отвечаю, что вам не придется жаловаться на мое обращение.
Объяснение доброго настоятеля было довольно длинно, и у меня хватило времени прийти к благоразумному решению. Я сообразил, что мои планы подвергнутся опасности и не удадутся, если я выражу слишком сильное желание выйти на волю. Я, напротив, засвидетельствовал ему, что в виду необходимости заключения, я вижу для себя сладкое утешение в том, что заслужил несколько его уважение. Я затем просто попросил его сделать мне одолжение, которому никто не припишет особого значения, но которое сильно успокоит меня; именно, известить одного из моих друзей, духовное лицо, живущем в семинарии святого Сульпиция, что я нахожусь в темнице, и дозволить мне свидание с ним. Эта милость была мне оказана без всякого возражения.
