— Завтра само собой, а сегодня просто в гости зашел. Извините, Павел, но мне показалось, что я чем-то напугал вас…
— Так и есть, — весело подтвердил тот. — Садитесь, пожалуйста, на стул — я вам сейчас всё расскажу.
— Как на вокзале, — заметил священник, усаживаясь и прислушиваясь.
— У меня тоже с вокзалом ассоциация, — согласился больной. — Скорый поезд такой-то прибывает на такой-то путь… А вы меня и вправду напугали.
И Павел негромко и обстоятельно рассказал о домогательствах беса. Отец Димитрий, придвинув стул вплотную к сидящему на постели, внимательно слушал его рассказ; старичок Иванов с соседней койки тоже пытался вслушиваться, но вскоре бросил ввиду тихости и непонятности повествования.
— Надо же… — задумчиво пробормотал батюшка и продолжил тихим исповедальным голосом: — Ко мне ведь тоже приставлен один поганец из их ведомства, во сне иногда является. Говорливый, нагловатый, в костюмчике — он мне представился даже, Иваном Федоровичем его зовут.
— Как Ивана из «Братьев Карамазовых»?
— С умным человеком и поговорить приятно, — усмехнулся отец Димитрий. — Давно перечитывали?
— В прошлом месяце закончил. Я когда диалог брата Ивана с чертом читал, о своем знакомом вспоминал.
— А ваш знакомый и сам не прочь о себе напомнить…
— Отец Димитрий, неужели же всем людям бесы являются? Для бесед… Во сне, а то и наяву… А?
— Наверное, только большим грешникам и большим праведникам. Я отношусь к первой категории, а к какой вы — не знаю.
— Я же вам исповедовался и историю свою рассказывал. Какой из меня праведник?.. А на себя вы, по-моему, наговариваете.
— Павел, ничегошеньки вы обо мне не знаете, — молвил иерей с мягкой грустью. — Это даже как-то нечестно. Вы про себя рассказывали, а я про себя — нет. Идеализировать священников — это вообще большая ошибка. Идеализация — она хуже клеветы: клевету можно опровергнуть, а в идеале можно только разочароваться. Один Бог без греха. А свою историю я вам сейчас расскажу. Знаете ли… — отец Димитрий замялся и слегка покраснел. — Мне кажется, что после моего рассказа мы сможем перейти на «ты». Всё-таки ровесники, три года знакомы, а грешен я не меньше вашего.
Батюшка опасливо огляделся и заговорил еще тише, так что даже Павлу было едва слышно. Впрочем, начала повествования Слегин не смог воспринять, радостно оглоушенный возможностью перехода на «ты».
— Надо же! — усмехнулся отец Димитрий. — Мне уже почти не хочется рассказывать. Чисто интеллигентская черта — не разрушать благоприятного представления о себе, ни в чем не каяться, а тихо-мирно рефлексировать, как сказано в одном мудром фильме, «сделать гадость, а потом долго-долго мучиться»… Однако попробуем преодолеть. Дело в том, Павел…
