Дороги Катманду | страница 90



Он почувствовал, что Джейн затаила дыхание. Через несколько мгновений она ответила:

— Так, ерунда. Не надо беспокоиться.

— Ты же понимаешь, что отравляешь себя! Если ты не бросишь, он может убить тебя!

— Ты сошел с ума, ведь я только чуть-чуть, совсем немного. Просто за компанию со Свеном. Это неважно.

— Ты должна оставить это. Ведь теперь я с тобой. Ты больше не будешь, обещаешь?

Она быстро-быстро закивала головой: «да, да, да».

— Поклянись мне! Скажи: «Я клянусь!»

— Что за глупости, это ведь такой пустяк.

— Поклянись!

Некоторое время она лежала неподвижно и молчала. Он со всей нежностью повторил:

— Ну, давай же! Поклянись!

Повернувшись к нему, она поцеловала его и сказала:

— Я клянусь! Ты доволен?

Он ответил:

— Я люблю тебя.


***

Слабый свет зари едва проникал через круглое оконце, закрытое ставнем с тысячей мелких кружевных отверстий. Оливье встал, не разбудив Джейн, натянул джинсы, бережно укутал ее одеялом и опустился перед ней на колени. Несмотря на сон, вместо наступившего после любви покоя у нее начала проявляться нервная тревожность, выражавшаяся во внезапных подергиваниях уголков губ и правой руки, выглядывавшей из-под одеяла.

Ему придется оставить ее одну, пока он сходит к Теду. Он не хотел рисковать, а поэтому поднял ее джинсы и достал из кармана два белых пакетика — один начатый, другой целый. Потом он вышел босиком в сад.

В ветвях деревьев распевали тысячи птиц. На фоне еще темного неба вершины гигантской горы казались светящимися тучами, отделенными от остального мира.

Оливье набрал полные легкие воздуха. Он чувствовал себя спокойным, уверенным в себе и счастливым. Для него и для Джейн закончилась плохая часть пути, пройденная ими по отдельности, и теперь они вместе двинутся дальше по другой дороге, возможно, более трудной, но светлой, подобно наступавшему дню.

Он отдал утреннему ветру содержимое двух пакетиков, смял их в руке и выбросил в кусты. Потом подошел к фонтану, пение которого услышал еще накануне.

Джейн проснулась, сотрясаемая крупной дрожью. Несколько мгновений ушло у нее на то, чтобы осознать окружающий мир и вспомнить себя. Ее знобило; она села, завернувшись в одеяло, и поискала взглядом Оливье. Его не оказалось рядом, но она увидела его рубашку, его куртку и рюкзак. Она не забеспокоилась, зная, что он должен вернуться. Тем более что в этот момент она была озабочена совсем другим.

Ухватив джинсы за штанину, она подтянула их к себе, сунула руку сначала в один карман, потом в другой. Сердце запрыгало у нее в груди, словно перепуганный заяц. Она вскочила, одеяло соскользнуло с нее. Вывернув карманы джинсов, выбросила на пол все, что там находилось — грязный носовой платок, губную помаду, пустую дешевую пудреницу, треснувшее зеркальце и несколько непальских монет, три медных и две алюминиевых. Когда карманы опустели, она снова проверила их, один за другим, несколько раз подряд. Ничего там не найдя, охваченная паникой, отшвырнула джинсы, упала на четвереньки и принялась проверять все, что выбросила из карманов. Открыла пудреницу, встряхнула платок, который уже осматривала перед тем как бросить на пол, потом потрясла одеяло. Ползая на четвереньках, совершенно голая, она осмотрела каждый сантиметр пола, дрожа от холода и стуча зубами от ужаса.