— Не то чтобы, — снова поморщился Салогуб.
— Хоть сто голов найдется в юрте Гасана!
— Ты о чем ведешь речь, старшина? — спросил Салогуб, стараясь угадать, не хитрит ли тот. — Князь Гантимуров тобой не зван к обеду?
— Гантимур в своей юрте выгоняет лихорадку из тела!
— Хорошо, старшина, — облегченно вздохнул Салогуб. — Я на минуту зайду в церковь, а после посещу твой особняк.
Исправник схитрил. Ему просто не доставляла удовольствия прогулка рядом с этим самодовольным старшиной.
— Гасан будет ждать губинатра. Хорошо ждать. — Проводив исправника внимательным взглядом, шуленга рассмеялся. — Ха! Русский начальник не знает Гасана!
Он повернулся и решительно двинулся к берегу озера. На поляне горели костры. Остро пахло жареным мясом. Раздавались песни. Люди собирались группами. Начинались танцы. Гасан прошел мимо оживающей полянки, обогнув пригорок, спустился в небольшую ложбинку, обрамленную поверху густым чернолесьем. В конце логотины поднимался огромный щербатый валун, исхлестанный дождями, потрескавшийся от знойных лучей и жестоких морозов. Это был камень шаманов. Около него шаманы «беседовали» со своими духами.
Возле старого валуна горел яркий костер. Восемь человек, увешанные жестяными и деревянными фигурками, колокольчиками, с полуприкрытыми бахромой из ремешков лицами сидели вокруг. Они срывали с рожней кусочки печеной оленины, быстро забрасывали в рот.
Гасан подошел к костру, молча опустился на корточки, сдернул с ближнего рожпя кусок мяса.
— Гасан не хочет больше видеть эту красавицу. Он отдает ее в твои слабые руки...
Из-под кистей блеснули хитрые глазки. Куркакан поймал пальцами конец косички, махнул им по сальным губам.
— Она стала женой по русскому обычаю. Хе-хе-хе...
Вышвырнув из палатки настырного туземца, купец Черных до мокроты в глазах зевнул, лениво перекрестил рот. Постоял, полюбовался грудой пушнины, нагнулся, тихо сунул волосатый кулачище в бок Прохора. Тот проворно уселся на шкурах, сонно уставился на брата.
— Так, саму малось, ваша милась, — быстро пробормотал он.
— Окстись, чо мелешь, — чернобородый добродушно щелкнул меньшого по носу.
— Это вы, брат? — очухался тот, щупая нос. — Сон одолел. Исправник вместо вас померещился. Ажно сердце зашлось. Кумекаю, прахом пошли наши старания.
— Не мели, — строго оборвал брат. — Лучше вылазь, прочухайся на свежем-от воздухе. Это завсегда полезно.
— И то верно, — живо согласился Прохор и бодро вскочил на ноги.
Он вышел из палатки, зажмурился, протирая кулаком припухшие веки. Кругом все сияло. Сияли узорные кружева остатков снега, сияли лужицы под хрупкой кожицей льда, сияли тощие сосульки, повисшие на замшелых карнизах избушек, полыхало озеро.
