Он тихо приблизился к исправнику, который был всецело поглощен ожиданием поединка. Выждал несколько секунд, набрал полную грудь воздуха, гаркнул, как заправский солдат, бегло, торжественно, зычно.
— Здрав желам, ваш благородие!
Исправник слегка вздрогнул, повернул к нему удивленное лицо.
— Каково? А? — неопределенно пробасил он, испытующе оглядывая подтянутую фигуру охотника, вытянувшегося во фронт. — Служивый?
— Так точно, ваш благородие! — гаркнул Аюр, съедая исправника выпученными глазами.
— Какого полку? Войска? — строго спросил тот, невольно расправляя плечи.
— В Забайкальском казачьем полку, ваш благородие! — не моргнув глазом отчеканил Аюр. Ему оставалось добавить, что служить-то служил, да не он, а его дед, царство ему небесное...
— Вольно, братец, — разрешил исправник. — Значит, казак. Отлично. Службу знаешь, выправку имеешь.
Салогуб замолчал, наблюдая за полем. Аюр решил воспользоваться случаем.
— Ваш благородие, наш народ прислал меня просить...
— Говори, говори, служба, — ободряюще произнес Салогуб.
— В нашем роду есть двое, которые желают стать мужем и женой по обычаю русских.
— Любопытно. Весьма любопытно, — повернулся к нему заинтересованный исправник. — Так в чем же дело? Церковь обвенчает как надо, по-христиански.
— Они желают, чтобы ваше благородие стал для них крестителем-отцом, — поспешно дополнил Аюр.
— Посаженым отцом, — догадался Салогуб. — С удовольствием!
Аюр утер ладонью вспотевшее лицо.
Исправник повернулся к священнику, приглушенно пробасил:
— Сами послушники идут в руки церкви.
— Торжествует вера православная, сын мой, — поднял палец священник. — Инородцы за обручением в церковь идут!
— Я покидаю Острог. Мне бы хотелось видеть венчание, чтобы подробно сообщить об этом государю.
— Не запамятуй, сын мой, о скромных служителях церкви.
— Сочту своим долгом, — многозначительно ответил Салогуб.
— Где же жених и невеста?
— Они рядом, — живо ответил Аюр, указывая на Урен, которая сидела в двадцати шагах на пригорке. — Вон та, сидящая под березой. А вон...
— Эта барышня в малиновом халатике? — в голосе исправника проскользнула удивленная нотка. Широкие брови слегка приподнялись, палец, нацеленный лизнуть ус, застыл.
— Да.
— Она прелестна! — Салогуб приласкал ус. Услужливое воображение тотчас нарисовало ему другой образ, дочь старшины. Та и другая во многом напоминали друг друга. Только у той волосы спадали пышными локонами, а у этой были подобраны, отчего лицо казалось строже. Красота той была более утонченной, более нежной и даже хрупкой, а у этой наоборот, скорее мужественной, чем нежной. Одна напоминала розу, взлелеянную искусным садовником, другая — взращенную самой природой.
