Вдруг послышался тихий, но внятный голос Нигоры, в котором Шербек почувствовал скорее скрытую боль, чем укоризну:
— Оказывается, и мужчины могут заниматься сплетнями?
Шербек вспотел. Он достал из кармана платок, чтобы вытереть лоб, собрался ответить, но Нигора резко повернулась и ушла.
— Спокойной ночи, мой друг, — сказал Акрам и протянул Шербеку свою выхоленную, женственную руку.
Шербек остался один. «Ну и пусть слышала! Ведь это правда», — сказал он про себя. Но успокоиться все равно не мог. Слова Нигоры все звенели в его ушах.
Вон Акрам догнал Нигору. Нагнувшись, он что-то зашептал ей на ухо, наверно одобряет ее словами: «Здорово вы его поддели, молодец!» Они нашли друг друга!
Шербек гневно провожал глазами белое платье Нигоры и тонкую фигуру Акрама, пока они не скрылись в темноте.
Когда он пришел домой, мать спала. Шербеку вспомнился прошлогодний случай, когда мать поссорилась с кем-то из-за него и потом долгое время переживала. «Хорошо, что она не пошла на собрание. А то бы...» — подумал он.
Шербек, не раздеваясь, лег на кровать, которая стояла под ветвистым тутовым деревом, но через мгновение вскочил и, схватив висевший на террасе кнут, пошел в конюшню. Оседлав своего гнедого, он больно стегнул его кнутом. Незнакомый с таким обращением гнедой навострил уши, взмахнул хвостом и помчался, как ветер.
Тишину кишлака нарушил гулкий стук копыт и тут же замер вдали. Только искры от удара копыт о камни еще долго сверкали в темноте ночи.
Бабакул был удивлен неожиданным ночным появлением Шербека, но ни о чем его не спрашивал. Посмотрел на Шербека, сидящего под высохшей елкой, и подумал: «Он чем-то огорчен».
Ветер, прыгая с одной горы на другую, ласкал и гладил лицо Шербека, трепал его волосы. Трава, покрывавшая горы, сверкала, как атлас, в воздухе был разлит аромат цветов.
Но Шербек ничего не замечал. Мысли его были далеко.
«Как это она сказала? Про животных-то говорил ласково, а о заботливых руках двух теплых слов не сказал. Что, великан Туламат или седобородый Бабакул нуждаются в моих ласках?» В глубине души он понимал, что Нигора в чем-то права, но ему было больно, что эти слова он услышал из ее уст. Шербек вспомнил, как Акрам с Нигорой скрылись в темноте, и сердце его вздрогнуло. Он не понимал себя. «Неужели... неужели я ревную?!»
Отара овец, поднимавшаяся с речки, окружила камень, где сидел Шербек. Вся окрестность ожила: бараны звучно жевали траву, ягнята искали своих матерей. Но Шербек не видел их и не слышал. Он продолжал сидеть в раздумье. Пришел в себя только от крика Бабакула: «Хайт чек!»
