Серебряный блеск Лысой горы | страница 103



К полуночи ему стало еще хуже. Он терял сознание, бредил. Ему представилось, что в комнату вошел толстый человек в черном.

Бабакул силился вспомнить, кто это, и не мог.

— А-а, ты не узнал меня, неблагодарный? — крикнул человек в черном.

— Максум?!

— Покайся перед смертью, произнеси символ веры!

— Оставь меня, людоед!

— Да, я людоед. Я отнял жизнь у твоего друга Кучкара, теперь пришел за тобой, — сказал Максум.

— Суванджан, прогони его!

Максум расхохотался, растянув до ушей рот, похожий на открытую могилу.

— Здесь нет ни души, кроме нас двоих! Молись богу! Я пришел из другого мира, чтобы рассчитаться с тобой, ты вор, ты украл моих овец!

— Вор не я, а ты! И деды твои и прадеды — все вы воры! Это ты обворовывал аксайцев, прикрываясь шариатом!

И тут Максум на глазах у Бабакула превратился в волка и, скаля зубы, заговорил человечьим голосом:

— Отдай моих овец, иначе всех задушу!

— Я вырву у тебя зубы, которые жрут народное добро! — Бабакул вскочил с постели и бросился на волка. — Люди! Держите! Убейте! В стойбище волк!

Когда Суванджан и Шербек привели Нигору, Бабакул в беспамятстве лежал у порога.

В ту ночь старика отвезли в больницу. Все трое по очереди день и ночь дежурили у его постели.

Прошла неделя. Бабакулу стало лучше. Он жалобно попросил Нигору:

— Дочь моя, перестала бы колоть меня своей иголкой. Изрешетила все мое тело.

Нигора прекратила уколы и, уступая настойчивым просьбам старика, отпустила его домой. Но он был еще очень слаб, и каждый день и Нигора и Шербек заходили его проведать.

Нигора обычно заходила к Бабакулу днем, а Шербек — вечером, возвращаясь с работы. Поэтому они редко встречались.

Как-то однажды, когда они встретились у постели больного, Нигора пожаловалась:

— Смотрите, Шербек, погода еще холодная, а Бабакул-ата все время держит дверь открытой. А лекарства, которые я приношу, он выбрасывает...

— Э, дочка, — улыбнулся Бабакул, — самое главное, не обращать внимания на болезнь, тогда она быстрее пройдет. А к холоду я привык. Если дверь не открыта, мне кажется, что я задыхаюсь... Самое лучшее лекарство для меня — разговор с вами, дети мои. Не зря говорят, что на старости лет люди становятся разговорчивее.

— Отец, вы так много видели за свою жизнь, когда мы слушаем вас, как будто становимся умнее. Говорите, отец, — сказал Шербек, подсаживаясь поближе к старику.

— Спасибо, дети мои. А вот утром приезжал сюда Ходжабеков. Я хоть и болен, но вышел к нему навстречу. А он даже с лошади не сошел, не спросил, как я себя чувствую. Знаете, как он угрожал! Говорит: «Возмести стоимость погибших баранов, иначе я жизни тебе не дам». А в народе говорят так: «Если тебе нечем угостить, угости добрым словом».