Будто так и надо. Так и надо подымать покойника, чтоб тот сел. Однако помог.
Иван Данилыч свесил ноги в новых ботинках. А сам все был серьезен и ничего не объяснял. Потом он закурил у Викентия и стал что-то шарить возле себя.
— Где кепка-то моя? Ты не видал кепки, Викентий?
— Не положили, наверно.
— Так, — согласился тот. — Верно. Кепки-то ведь не кладут.
Странен был Иван Данилыч в своем черном костюме. Странен и оттого, что вот помер и теперь разговаривал с Викентием опять, как и при жизни. И нисколько не переменился характер его.
— Нинка! — вдруг гаркнул он. — Вставай! Чтоб тебе пусто было. И на работе, поди, все лежишь.
Баба взвилась со своего места:
— Тьфу тебе, окаянный! Орешь-то как. Креста на тебе нету.
— Нету, — согласился Иван Данилыч.
— Вот бы никогда не подумал, что такое вот, — сокрушенно покачал головой Викентий.
— А ведь ничего не известно, — сказала Нинка, всплакнув. — Ничего не известно, Викентий, как оно в жизни-то повернется. А я в эту зиму таких поросят вырастила, уж таких поросят. Ну-ко, ведь премию дали. В район ездила делиться опытом, в газете писали… Денежки-то мой Федя как пить дать пропил.
— И правильно сделал, — прогудел Иван Данилыч.
— Молчи уж. И помер, а все ума не прибавилось.
— Ну, Нинка, ты у нас известна, — он махнул рукой.
— Ох, пьяница какая, — сказала Нинка и опять заплакала, — Ведь и спасать-то когда полез в воду, выпивший был. Так и утащило под бревнышки, так и утащило обоих.
— Под бревнышки, — задумчиво повторил Викентий. — Что ж, бывает.
Иван Данилыч затянул было песню, но умолк и пошел вон из церкви.
А потом, будто бы утром, церковь наполнилась богомольцами. А Викентий лежит на месте Ивана Данилыча, и ему страшно. Он хочет бежать как-нибудь потихоньку, но старушки ласково удерживают его. А он уже кричит в голос:
— Я неверующий! Что вы ко мне пристали? Не хочу!
А те ему:
— Да ведь и неверующие умирают.
— Я живой! Вы с ума сошли! Я живой!
Он вырывается из старушечьих рук, бунтует, плачет: да живой я, что же вы со мной делаете! Я жаловаться буду!
— Кому?
И Викентия привязывают ко гробу веревками. И читают над ним непонятные молитвы, и жгут свечки. Горячая капля воска падает ему на лицо. Он вздрагивает, кричит и просыпается.
Уж солнце сильно било в окошки, и самовар гудел на столе запутавшимся шмелем. Тетка Марья наливала в стаканы чаю.
10
В этот день должен был тут быть праздник молодежи. Тетка уехала, а Викентий остался, надеясь встретить кого-нибудь из своей деревни и с ними уж добираться домой.
