— Я ж говорил — старовер! — не выдержал Прохор. — Или хуже того — сектант.
— Помолчи! — строго сказал Безухов. — Это у кого божий лик? — не понял он. — У фашиста?
— Каждый человек создан по образу и подобию… — как по писаному сказал Ильгидин и перекрестился двумя перстами. — А он человек, как все мы. Белку могу стрелять, человека не могу. Пусть лучше он меня убьет, а я в него стрелять не стану.
— Тьфу! — Степан снова от возмущения сплюнул.
— В боях участвовал? — не выдержал Прохор.
— Да…
— Значит, вокруг тебя товарищи погибали, а ты точно так же в белый свет как в копеечку стрелял? — не отставал Прохор.
— Нельзя отвечать злом на зло, — качал головой Ильгидин. — От этого оно только умножается. Что мы и видим вокруг себя…
— А что ты других обманывал — не зло? — сощурился Прохор.
— Бог это видит: я обманываю только убийц, — понурил голову Ильгидин. — Пусть даже обманутых и невольных. И пусть лучше меня расстреляют, чем я убью человека… Не могу, поймите, не могу убивать человека.
— Это мы, твои товарищи, убийцы? — не выдержал Степан.
— Полегче, — сказал Безухов, вовремя перехватив его занесенную руку. — Сам со своим Богом разберись сначала…
— Как же ты, милый, с такими мыслями в армию попал? — покачал головой Иван Безухов, на минуту даже забывший, что он здесь старшина, то есть старший по званию.
— Наверняка заставили, — вполголоса сказал Прохор. — Слыхал я про таких. Штрафротой им угрожают, если отказываются. А еще семью грозят посадить. Некоторые до конца стоят, другие, вот как он, соглашаются.
— Так и было? — спросил Безухов, все еще удерживая Степана.
Ильгидин кивнул и еще ниже опустил голову.
— И что с ним теперь делать? — негромко спросил Безухова Прохор.
Тот неопределенно пожал плечами. Снова приложился к биноклю. Там возле муравьиной кучи уже ничего не было видно.
— Что делать… Придется нам этой чемпионке по стрельбе другой секрет готовить. И немедленно. Этот, считай, раскрыт, можно забыть.
— Наверняка немца там уже нет, — сказал Прохор, глядя в бинокль. — Что он, дурак? Только спугнули… Обидно, да? Немца столько дней выслеживали, такую позицию этому староверу подготовили, все оборудовали… Это сколько же мы здесь зря просидели?
— Считай, трое суток, — кивнул Степан.
Они прозевали момент, когда Ильгидин встал, выпрямился в полный рост — и снова прозвучал выстрел, а над муравьиной кучей взвился пороховой дымок. Ильгидин тихо охнул, осев на землю.
Пуля попала ему точно в середину лба.
