Я дошел к бело сверкающему под солнцем Галлиполийскому памятнику Белой гвардии. Он в форме круглого ступенчатого некрополя с каменным куполом под крестом. На его основании плиты, гласящие: «ГЕНЕРАЛУ ЛАВРУ ГЕОРГ1ЕВИЧУ КОРНИЛОВУ И ВСЕМЪ КОРНИЛОВЦАМЪ, павшимъ за РОДИНУ и на чужбине скончавшимся», «ГЕНЕРАЛУ ДЕНИКИНУ, первымъ ДОБРОВОЛЬЦАМЪ и участникамъ походовъ: КУБАНСКАГО,
СТЕПНОГО И ЯССЫ-ДОНЪ», «ГЕНЕРАЛУ ВРАНГЕЛЮ, ЧИНАМЪ КОННИЦЫ и КОННОЙ АРТИЛЛЕРИИ, за ЧЕСТЬ РОДИНЫ павшимъ», «АДМИРАЛУ КОЛЧАКУ и всемъ МОРЯКАМЪ РОССЛЙСКИМЪ»...
Памятник, словно последний пулеметный дзот, кряжисто упирался среди лежащих окрест надгробий с именами офицеров — будто расстрелянными пулеметными лентами.
Дальше был памятник кадетам, где на плитах вокруг цветными погончиками значились училища, за честь которых дрались упокоившиеся во французской земле. Имелся неподалеку и громадный мраморный крест казакам. Но я вернулся к белому гвардейскому памятнику, отыскав вблизи его редкую здесь скамейку.
Сел, достал французский кусок хлеба с сыром и, перекрестившись, стал его с кока-колой есть, поминая гранитно запечатленные имена. Вина мне нельзя было пить, слишком много я его выпил в советский период истории России, до слез, несбыточно мечтая о таком помине н!а Сент-Женевьев-дю-Буа.
Кладбище жег острый французский зной, а я словно изнурялся в заваленных снегом донских, кубанских степях 1918 года...
Четыре тысячи офицеров, солдат, юнкеров, гимназистов идут в легендарном белом Ледяном походе. Бесконечны и кровавы зимние ночи и дни. Мало патронов, но нужно брать очередную станицу. Добровольцы стараются не ежиться от стужи. Тон задают знаменитые офицеры.
Впереди шагает худой, маленький бывший Верховный Главнокомандующий Русской армии Корнилов, внука которого не дал Бог счастья мне увидеть, но я рад был и встрече с дочкой поручика-корниловца, пусть она меня и раздражила. Генерала убьют в предстоящих боях за Екатеринодар. А до них этой горсти будущего ядра Белой гвардии еще добираться, часто пробиваясь штыковыми, переходя вброд студеные реки, за что и назовут это «первопоходничество» Ледяным.
Вот седоусый другой бывший Верховный Главнокомандующий Русской армии Алексеев. Он умрет осенью этого года, понимая, что черно послужил России генералом-адъютантом Его Императорского Величества, склонив того к отречению от престола. Но в белом полку имени Алексеева будет доблестно драться отец батюшки Вениамина.
Здесь и бывший начальник штаба Западного, Юго-Западного фронтов в Первой мировой войне Марков. Он станет любимцем добровольцев за свой беспримерный героизм даже среди этих храбрецов. Генерала убьют летом в самом начале Второго Кубанского похода.
