На пороге стоит длинноусый старик — старый Манья.
— Привез к вам, отец, хозяина из Кривой, — не без важности возглашает Штепан. — Хочет с вами потолковать.
Старый Манья вводит гостя в избу и недоверчиво ждет, что будет дальше. Гордубал садится с достоинством на самый кончик лавки — надо же дать понять, что дело еще не на мази, — и просит:
— Рассказывай, Штепан, что и как.
Штепан скалит зубы и выкладывает чудную новость: хозяин, мол, выдаст за него свою единственную дочку, Гафию, когда та подрастет. А сейчас он приехал договориться об этом с отцом.
Гордубал кивает: да, так.
Старый Манья оживился.
— Эй, Дьюла, подай сюда водки! Милости просим, Гордубал. Как доехали?
— Хорошо.
— Ну, слава богу. А урожай каков?
— Урожай добрый.
— Дома все здоровы?
— Благодарим покорно, здоровы.
Когда было сказано все, что полагается, старый Манья осведомляется:
— У вас, стало быть, одна дочка, Гордубал?
— Одна. Больше не дал господь.
Старик посмеивается, ощупывая глазами собеседника.
— Не говорите, Гордубал, может, еще и сынка бог пошлет. Распаханное поле хорошо родит.
Юрай делает движение, словно хочет махнуть рукой.
— Наверняка будет сынок, наследник, — ухмыляется старик Манья, не спуская глаз с Гордубала. — Вид у вас на славу, Гордубал, еще полсотни лет хозяйствовать будете.
Гордубал поглаживает затылок.
— Что ж, это как бог даст. Однако ж я не заставлю Гафию ждать наследства. Приданое для нее, слава богу, найдется.
У старого Маньи загораются глаза.
— Как же, как же, слыхал, слыхал. В Америке, говорят, деньги на земле валяются, ходи да подбирай. А?
— Оно, конечно, не так-то просто, — замечает Гордубал со вздохом. — Известное дело, Манья, как с деньгами. Держишь их дома — украдут. Положишь в банк — украдут тоже. Лучше всего их в хозяйство вложить.
— Святая правда! — соглашается старый Манья.
— Гляжу я на вас, — рассудительно продолжает Гордубал, — много народу ваша земля не прокормит. Болото да пустырь. Такой земли пропасть надо, чтобы одному хозяину прокормиться.
— Ваша правда, — осторожно соглашается старик. — Трудно у нас делить наследство. Вот мой старший Михаль все хозяйство получит, а двое других — только долю деньгами.
— По скольку? — выпаливает Гордубал.
Старый Манья огорченно замигал: «Ишь ты какой прыткий, не даст и опомниться человеку».
— По три тысячи, — ворчит он сердито, покосившись на Штепана.
Гордубал быстро прикидывает.
Трижды три девять. Для круглого счета десять. Стало быть, цена всему хозяйству десять тысяч?
