— Смотри, чтобы все бармаки были здесь, — бодро сказал завхоз и хлопнул себя по карману.
Золотой Рот что‑то сказал чайханщику о своих лошадях и, не теряя времени, прыгнул в седло.
— Так смотри не обмани! На расходы у тебя теперь есть, — закричал Саламатин.
— Если обманешь — встретимся! Я скоро оставлю службу и уеду на джайляу! — крикнул вдогонку Юлдаш.
Шакал кивнул головой, ударил коня плетью и исчез за углом улицы.
— Ты поступил хорошо! — сказал Юлдаш.
— То-то, хорошо, дура, держи! — сказал великодушный завхоз и протянул два камня товарищу. — Ну, а один мне за работу, — захохотав, подмигнул он и спрятал камень в карман. — Не жалко?
Юлдаш, широко улыбаясь, отрицательно покачал головой.
— А теперь идем под арест садиться, — добродушна закончил завхоз, и приятели бодро зашагали к казарме.
Прошло две недели. Улыбающийся, выхоленный, приветливый Байзак, с немного обожженным от горного солнца липом пришел к Кондратию.
Он два месяца пробыл в отпуску и теперь был приветлив и ласков более, чем всегда.
Кондратий, верный своему решению не делать, как он выражался, из отца контрабанды мученика и не причислять его к лику святых, встретил его приветливо и ласково. Правда, в комнате в это время, кроме Кондратия, никого не было. Друзья маленького кавалериста не обладали его железными нервами и не могли целых полчаса разговаривать спокойно с отцом контрабанды о погоде.
Приятный и любезный Оса выпроводил гостя и пошел на занятия в казарму. Казалось, это был счастливый день.
Утреннее солнце зализало обмытые ночным дождем тополя, сверкало в звенящих арыках и грело пожелтевшие осенние сады. Оса был всем доволен. Сегодня он не ругался, никого не обещал посадить за грязь под арест. Даже тараканы на кухне, приводившие его в бешенство, как будто попрятались куда-то.
Маленький, безупречно опрятный, спокойный и сдержанный, как всегда, он осмотрел всю казарму. Движения его были размеренны и сдержанны, и только в зеленоватых глазах, где-то в глубине, была печаль.
Кондратий знал, что авторитет отца контрабанды остался нерушимым и что он, Кондратий, несмотря на всю борьбу, потерпел полное поражение. Винтовки в стойках блестели, как стеклышко. Оса прошел на конюшню. Вдруг дежурный побледнел. Два коня еле могли отдышаться, переводя опавшими боками. С головы до копыт они были обрызганы махрой грязью.
— Саламатин, Бердыбаев! — холодно закричал Кондратий.
Пограничники переглянулись. Не вычистить коня было самое тяжелое преступление по службе, которого Кондратий не прощал никогда. Кроме того, было совершенно очевидно, что оба пограничника ночью во время дождя ездили так много, что едва не загнали обоих коней.
