— А Геннадия, сына Анны Печеркиной, вы знаете?
— С мальчишек еще. Я же ихняя, деревенская.
— Он был у вас здесь в Шадринске?
— Знамо дело. Геннадий-то с матерью годов восемь не живет. Приезжает к ней реденько, а
сюда заходит, Ко мне все из нашей деревни заезжают.
— В то время, когда у вас ночевал Мельник, Геннадий не навещал вас?
— Много вы сразу спрашиваете, враз и не додуматься
— А вы припомните.
— Нет, вроде бы не появлялся.
— Откуда вам известно, что Мельник привозил каракуль?
— Сам сказывал.
— Торговал он в Шадринске?
— Если по его словам, так — в Свердловске. Правда, я сама видела у него четыре
шкурки...
На вопросы Саломахина Клавдия отвечала почти не задумываясь. Но ответы ее получались
какими-то неопределенными. Саломахин намеренно, хотя и в разной форме, повторял вопросы,
но получал прежние, такие же приблизительные ответы. И только об одном Клавдия говорила
твердо: Мельник ночевал ночь или две, а потом уехал в Свердловск.
Василий Тихонович понял, что разговор с Коляскиной дальше продолжать бессмысленно.
Поэтому, вручив ей повестку с обязательством явиться утром в отдел милиции, распрощался.
...До конца дня сотрудники местного уголовного розыска помогли Саломахину
познакомиться с жизнью Коляскиной поближе.
Клавдия Коляскина двадцатилетней девушкой в 1943 году вышла замуж за инвалида,
выписавшегося из Шадринского госпиталя. Ее муж еще в госпиталеузнал, что его родные на
Украине погибли во время оккупации. Возвращаться домой не захотел. Решил строить жизнь на
новом месте. Однако через год ранение в грудь вызвало серьезные осложнения, муж Коляскиной
тяжело заболел и вскоре умер.
Сначала молодую бездетную вдову затянул безысходный круг обездоленных войной
женщин, чья судьба оказалась несравненно тяжелее. Оставшиеся с ребятишками на руках,
измотанные мужской работой, издерганные постоянными заботами о семье, они в свободные
дни сходились вместе, изливали слезами свое горе и, не умея справиться с тоской иначе,
находили бутылку, а потом пели песни о навсегда погубленной жизни. И если для других не
оставалось никакого утешительного выхода, Клавдия уронила однажды свою пьяную голову на
случайное мужское плечо:
— Однова живем!..
Первый стыд прошел. Последние годы Клавдию Коляскину. уже знали многие. Она не
удерживалась подолгу на одной работе. Независимая, общительная и нервная, она тяготилась
