Почему он стал следователем? Ведь получилось же так у многих его приятелей после
войны, что они к нынешним годам на персональных машинах ездят, оклады имеют такие, над
которыми не подшутишь, как над его. И ведь орденов он на груди принес не меньше, а, может,
побольше, и умом не последний вроде. Он и сейчас припоминал, как ему, деревенскому парню,
предлагали место бригадира в колхозе, званием председателя манили года через два. Даже
промкомбинат предлагали!
А он отказался. Почему?
И вспомнился фронтовой случай где-то в белорусских краях. Небольшой городишко,
скорее — наша большая деревня. Так вот в том городке, только что вызволенном из-под немцев,
на махонькой площади, в углу которой толкался голодный рынок, кто-то схватил оборванного
мальчишку, утянувшего из корзины бурак. Со стиснутой душой смотрел тогда русский солдат
Дмитрий Суетин, как тыкали и щипали со всех сторон мальца разозленные торговки, грозили
ему чуть ли не каторгой. А он, бедный, торопливо жевал сырой бурак,
И вдруг понял Суетин, что парень боялся не закона и старушечьей кары, а как бы не
отняли у него бурак, пока он не доел его.
Шагнул тогда солдат в лающий базарный круг, взял мальчишку за руку и сказал сердито:
— А ну, айда!..
И увел за собой.
Потом у походной кухни накормил его горячей кашей и спросил:
— Чего еще?
— Возьмите с собой! — вдруг уставились на него преданные мальчишеские глаза.— Я
воевать научусь.
— Воров не берут,—строго объяснил Суетин.
— Не вор я,— признался мальчонка.— Я есть хотел. А дома у меня нет. И никого нет.
— Ладно, посмотрим...
Через пару дней Суетин уговорил на какой-то станции медсестер из санитарного поезда,
чтобы увезли мальчишку в тыл.
Сам вернулся домой живой. Слышал много. Кто-то с голоду умер, кто-то в каракулях
войну закончил. Кто-то ушел в тюрьму за колоски на сжатом поле, кто-то также посажен — за
растрату. Думал об всем и подолгу. Знал, что сам рос при законе, воевал тоже за него.
«Теперь-то думай не думай, а вот не заметил, как полтора десятка отработал и как осень
новая наступила, и как плащ сменил на теплое пальто...— вернулся к началу размышлений и
зашагал к дому.— И завтра снова надо решать с Моисеенко, как быть дальше...»
А утром грохнул с порога:
— Должен заговорить Сырба. Хватит!
И зазвонил в Шадринск.
Еще раньше шадринцы встречались с сестрой и матерью Сырбы. Но те уклонялись от
прямых ответов, так же как и большинство деревенских:
