Через сорок пять часов нашей подводной осады стало ощущаться кислородное голодание. Регенерационные батареи были уже на пределе. Тысяча триста рег. патронов, наполненных каустической содой, были почти разряжены, а полтора десятка баллонов с кислородом пусты.
Выбора у меня не было, и я, было, дал команду на всплытие, но вместо звуков из груди вырвался какой-то придушенный хрип. Старпом, в ответ выпучил глаза и ответил невразумительным шипением. Тут до меня дошло, что в разряженной атмосфере подлодки речевой аппарат человека попросту не работает. Пришлось набрать полную грудь, того, что пока заменяло воздух и лишь тогда удалось прогудеть нечто похожее на членораздельную команду. Когда имеется выбор между смертью от удушья и гибелью на вольном воздухе, любой, разумеется, выберет второе. Всплыл “Чиндлер“, по закону подлости, под самым бортом у англичанина. “Томми“ и не собирались никуда уходить, и ждали нашего появления на поверхности, прекрасно зная технические возможности германских У-ботов того времени. Я имел лишь полминуты на то, чтобы отдраить верхний люк рубки и ещё девяносто секунд на проветривание отсеков. До фрегата “Ривер“ было рукой подать. Я с отчаяния попытался закурить сигарету, но тут же выбросил её - морской солёный воздух был в миллион раз желаннее. На британце заливалась боевая тревога, английские моряки лихо скатывались и легко возносились по трапам, занимая посты по штатному расписанию, но когда фрегат открыл по нам огонь, мы уже стремительно погружались обратно, в спасительные глубины Бискайского залива. Вот тогда нам и довелось вдоволь насладиться адской музыкой рвущихся глубинных бомб.
Субмарина не менее сложное сооружение, чем человеческий организм, а потому, и это подтвердит вам всякий бывалый подводник, как и человек, чувствует боль. При каждом разрыве глубинки взрывная волна гидроудара била не только по нашим нервам и перепонкам, но и по рёбрам жёсткости подлодки. Наш подводный корабль словно стонал от невыносимой муки. Это было похоже на жуткую пытку, когда палач избивает свою жертву, подвешенную на дыбе, деревянной палкой, нанося садистские удары по рёбрам несчастного. Через час после начала бомбёжки сработали защитные системы наших организмов. Нервы подводников онемели, словно обледенелые ветки деревьев на январском морозе. Люди утратили страх смерти, превратились в автоматы лишённые человеческих эмоций и только “Чиндлер“ продолжал страдать, отвечая на каждый удар взрывной волны по своему борту, тяжёлым, глухим стоном.
