Второй месяц не было ни одного дождя. Все речки пересохли, даже Буг стал зеленеть. Между тем пожары усилились, и армия двигалась среди удушливого и едкого дыма.
Поручик Веселовский стойко перенес всю эту кампанию вместе со своим полком. Боевых потерь не было. Зато от болезней умерло 150 драгун, да лошадей снова потеряли более трех сотен. Его старый знакомый Манштейн, по слухам, участвовал в штурме Очакова, был снова ранен, повышен в звании и теперь состоит адъютантом при самом Минихе.
Вятский полк дошел до зимних квартир, назначенных ему в расположении Нежинского слободского полка, где приступил к пополнению людьми, конским составом и амуницией, а также к подготовке нового похода на следующий 1738 год.
Зима прошла относительно спокойно. Лишь выделялись разъезды на пограничные линии, да было приказано отряжать людей для прорубки льда на Днепре, дабы держать воду все время открытой в случае попытки татар переправиться на Левобережную Украину. Но всю зиму набегов степняков не было.
Полковник Тютчев находился неотлучно с драгунами, а вот Алешу Веселовского под свою ответственность отпустил на две недели съездить к своей семье, отвести гостинцев да дать возможность увидеться возлюбленным. Рисковал Тютчев, ох рисковал. Знал ведь печальный опыт своего предшественника. Да больно приглянулся ему будущий зять, что полковник махнул рукой, вызвал его к себе и объяснил:
— Поезжай! Всем в полку скажешь, что направлен мной в Орел за получением мундирных вещей. Так и в бумагах будет сказано. Туда и отправишься, но сначала заедешь к моим. Проведаешь всех, поклон от меня передашь. Скажешь, что так вот и так, жив здоров Иван Семенович, гостинцы шлет. Ну, а что сказать Машеньке, я думаю, сам знаешь. — Потом, подумав, добавил. — К матери отпустить тебя не могу. Далеко очень. Так что не обессудь.
— Да что вы, Иван Семенович! Благодарствую и на этом. А матушке я опять письмо написал, да денег выслал, что нам за поход снова выдали. Потом уж как-нибудь, после войны.
— Ну тогда с Богом, езжай!
Так Веселовский побывал снова в семье Тютчевых. Насладился обществом своей ненаглядной Машеньки. Как уж радостно его все встречали, как обнимали, как потчевали. Веселовский Даже не успевал отвечать на все вопросы. И глаза, глаза его обожаемой Машеньки — как восторженно они смотрели на него. Веселовский не мог отвести взора, рассеянно что-то отвечал, смущался, делая это иногда невпопад. Но все понимали. Потом они долго гуляли, взявшись за руки, по аллеям старинного парка, что окружал поместье, и говорили, говорили, говорили без умолку.
