-- И у воробья есть,-- подтвердил, в свою очередь, Александр Васильич.
-- Смешно воробей скачет. Он -- вор.
-- Это отчего?
-- А как же? Они все овес из конюшни у лошадей воруют.
-- Отчего же непременно "воруют"? Просто знают, что там овес есть, и прилетают клевать.
-- А вот же в кухню не прилетают: я на окошко насыпал.
-- Да в кухне всегда кто-нибудь есть, они и боятся.
-- Нет, воробей -- вор,-- сказал Владимирко с убеждением.
-- Значит, по-твоему, и голубь тоже вор?
-- Нет, он не вор: он не так людей пугается.
-- Стало быть, воробей только похитрее будет, а голубь к людям больше привык, все же, по-твоему, вор выходит.
-- Голубя убивать нельзя...-- схитрил Владимирко.
-- Да и воробья не следует убивать.
-- А клопа?
-- И клопа не следует убивать.
-- А мама убивает клопов...
-- Это еше не значит, что их следует убивать; а надо так сделать, чтоб в комнате они не разводились,-- держать комнаты чисто.
-- Да они в диване сидят...
-- Надо сделать, значит, чтоб их и там не было.
-- Да голубь ведь чистая птица?
-- Чистая, коли не запачкается.
-- Да нет! не то...-- замялся Владимирко.
-- А! знаю. Ну, чистая, чистая.
-- А клоп чистый?
-- И клоп чистый.
-- Он пахнет.
-- Что ж такое, что клоп клопом пахнет? И голубь пахнет голубем; ты понюхай-ка когда-нибудь.
Владимирко на минуту задумался, и затем лицо его приняло самое лукавое выражение.
-- А мышь... чистая? -- спросил он с очевидным коварством.
-- Разумеется, чистая.
-- Вот и врешь: мышь поганая! -- засмеялся Владимирко, торжествуя.
-- Что же это значит "поганая"? --- смиренно схитрил, в свою очередь, Александр Васильич, прикидываясь, что не понимает значения этого слова.
-- Поганая-то что значит? -- переспросил Владимирко, очевидно, затрудняясь ответом.
-- Да.
-- Ее есть нельзя...
-- Как нельзя? Ты разве пробовал?
-- Чего вы еще выдумали!
Владимирко даже обиделся.
-- Так как же ты говоришь, что есть нельзя, коли не пробовал?
-- Мама говорит...
-- А мама пробовала?
Владимирко еще больше обиделся и сделал гримасу человека, которого начинает тошнить.
-- Ну уж, чего вы говорите...-- сказал он несколько сердито.
-- Так почему же ты думаешь, что мышь нельзя есть, коли никто не попробовал, можно ли ее, в самом деле, есть?
-- А вы ели? -- оправился Владимирко.
-- Я тоже не ел, только не потому, что ее нельзя есть, а потому, что у нее мясо невкусное, пахнет скверно жиром.
