Вот какие, действительно разнообразные, мысли волновали проезжего. Подъезжая к дому, где Лизавета Михайловна с Сашенькой все еще оставались на балконе, он вспомнил данное самому себе на последней станции обещание -- поклониться первому, кого встретит при въезде в город. На заставе его прозевали, с пастухами он сам разъехался, а между тем до дома было уже недалеко. Молодой человек улыбнулся этому ребячеству своей мысли -- и осмотрелся. Лизавета Михайловна с дочерью невольно бросились ему в глаза в ту же минуту, но он пришел сперва в некоторое затруднение. Не покажется ли этой даме, которую он всего в первый раз в жизни видит, оскорбительным его ребяческий поклон? Не святым же духом узнает она, в самом деле, что этот наивный привет предназначается, в ее лице, целому спящему городу? А между тем именно ей бы и следовало передать такой привет, если уж его непременно следует передать кому-нибудь: у нее такое умное, приветливое лицо.
"Была не была -- поклонюсь!" -- мысленно решил проезжий через минуту и отстегнул ремень у фуражки. "Приветствую в лице вашем, сударыня, мой родной город после десяти лет разлуки с ним!" -- выговорил он про себя и почтительно поклонился Лизавете Михайловне, когда тройка поравнялась с балконом.
Изумленная до крайности такой неожиданной выходкой, Прозорова ответила на нее не сразу, но все-таки поклонилась и, надо отдать ей справедливость, сделала это очень мило и просто.
-- Кто бы это мог быть такой? -- невольно заинтересовалась она вслух.
-- А вот видишь, мамочка, ты все сидела да мечтала тут, будто ждала кого-то... вот он и приехал! -- наивно сказала неугомонная Сашенька, услыхав вопрос матери.
-- Кто приехал? -- переспросила Лизавета Михайловна, вся вспыхнув почему-то.-- Какой ты, Саша, вздор говоришь! -- прибавила она недовольно.
-- Да вон тот вежливый человечек...-- ответила не без лукавства Сашенька, указывая пальчиком на удалявшуюся тройку.-- Не сердись, мамочка... Ну, не сердись же, мамочка! -- стала ласкаться она к матери, заметив у нее серьезное лицо.
Лизавета Михайловна промолчала.
-- Ты сердишься, мамочка? Мама!--тормошила ее девочка, приняв и сама то серьезное выражение, какое умные дети так ловко перенимают у больших.
-- Ведь ты знаешь, что мамочка не любит, когда говорят глупости, зачем же ты делаешь это? -- мягко заметила ей мать.
Девочка бросилась к ней на шею и стала горячо целовать ее.
-- Ведь мне, мамочка, тебя жалко: ты отчего-то невеселая такая всегда, все сидишь дома? Не хитри, не хитри, мама!..-- заговорила порывисто Сашенька, когда Лизавета Михайловна принудила себя улыбнуться.-- А это что? А это что? -- спрашивала она, пытливо заглядывая в лицо матери и дотрагиваясь пальчиком до ее глаз, где действительно блестели теперь две крупные слезинки.
