— И часто сдаешь? — с усмешкой поинтересовалась Анюта.
— Перед получкой, как водится. А вообще-то, я теперь богач. Школьный заработок, да на вокзале подрабатываю. Уголь, фрукты, картошка. Грузчик высшей марки… Не бойся, проживем.
Петр обнял Анюту за плечи, усадил возле окна, открыл шампанское, — пена полилась на скатерть.
— За тебя, за нас. Я еще там, в Гридино, на берегу перед крестами удачи загадал на наше счастье… Так все и будет. Пей.
— И за тебя, — чуть слышно сказала Анюта, отпив половину. Она все еще не могла преодолеть скованность, озиралась, разглядывала комнату, пока не увидела фотографию, знакомые лица: Илью, Петра и Даниила Андреевича с развевающейся на ветру бородой на корме тяжелого, просмоленного карбаса. — Ой, Петечка, это же у нас в Гридино!
— У меня много фотографий, потом покажу. Ну, пей до дна.
— Боюсь, — сказала Анюта. — Я никогда не пила столько, и вообще…
— Пей, пей, ничего плохого… Теперь я буду у тебя за всех сразу. И это твой дом, и я тебе разрешаю — пей!
Анюта глубоко вздохнула, поднесла бокал к губам.
— Страшно, — произнесла она.
Петр понял, перемена всей жизни испугала ее. И он согласился:
— Ну, ладно, ладно, как хочешь, увезу тебя сегодня на твой Московский проспект, так будет лучше. Поживи сначала у сестры, а завтра рано утром я к тебе…
— Только не очень рано, — обрадовалась Анюта.
— Ты соня?
— Нет, просто я устала. Я из породы сов — люблю вечер, а утром голова тяжелая.
— Я тоже вечерник. Зубрю или просто читаю… Зачеты, экзамены приучили, да и вся моя безалаберная холостяцкая жизнь. Это хорошо, что у нас совпадение, как говорят, биоритмов. А что ты любишь из еды?
Анюта пожала плечами.
— Все люблю. Все, что мама приготовит, — спохватилась. — Мама все любит делать сама: уху, рыбу, пироги. А я пол помогала ей мыть, стирала…
— Помню, как ты полоскала, а потом шла вверх с тазом на плече, — удивился, как это сил хватает…
Петр снова наполнил бокалы.
— Ладно, согласен, первый суп приготовлю сам. И еще я мастер печь картошку.
— Да где же тут печь-то? — удивилась Анюта.
— А в духовке. Можно в мундирах, как в костре, или чищеную. Корочка становится румяной, положишь в деревянную миску, соберешь гостей, — объедение. Всем нравится. И еще я люблю редьку в масле…
— А в сметане?
— Нет уж, подсолнечное масло незаменимо, особенно хорошо от склероза, — улыбнулся Петр.
— Уже началось?
— У меня это с детства. Никакой памяти на даты, имена, а уж сколько инструмента я растерял по дорогам… Где ремонтирую, там и забуду. Илья устал меня ругать. И ем что попало: брюкву, репу, турнепс, капусту — но это уже из другой оперы.
