Петр свято выполнял все пожелания соседа — можно было только сидеть за столом и пользоваться книгами. Вот он, огромный книжный шкаф. Сквозь застекленные дверцы смотрят тома книг с золотым тиснением: Пушкин, Сервантес, Байрон.
Петр вынул из шкафа томик Пушкина, полистал его…
«Уа, уа!» — раскричался сын. Пронзительный голос его разлетелся по всей квартире. «Вот басурман!» Петр напрягся в ожидании: «Неужели снова на час, на два этот крик!» Сын выплеснул еще три-четыре «уа» и затих. А Петр долго прислушивался, представляя, что происходит там. Анюта, наверно, заворачивает его в пеленки, а он кряхтит, высовывает язык, а мама воркует над ним, приговаривая, быть может, как приговаривала недавно: «Маленький мой, кряхтелка-пыхтелка, курносый мой, лапушочек, царевич-королевич… Ничего-то не понимает наш папка в твоей красоте, все уходит, убегает от нас… уехать хочет».
Петр и в самом деле теперь часто говорил в минуту усталого раздражения: «Ну что за жизнь пошла, даже на денек никуда не вырваться». И времени, и денег нет на дорогу, и вообще, куда уж теперь. Надо вот работать, «держать марочку», как говорят грузчики.
В шкафу в светло-коричневом переплете стояли пять томов академика Богословского, который всю свою жизнь посвятил тому, чтобы собрать воедино документы о жизни Петра Первого, царя, попытавшегося соединить в России старое с новым. Всюду оставила о себе память его Деятельная натура: он и берегам «студеных морей», а особенно Архангельску — военному и торговому порту России, — уделил немало сил и времени. Всюду царь хотел быть преобразователем, победителем.
В самый трудный год Великой Отечественной войны, сорок первый, выходили книги Богословского «Материалы для биографии Петра I». Они были очень нужны осажденному Ленинграду и всему отечеству, переживавшему смертельную опасность.
Петр достал одну из книг, раскрыл ее наугад, он любил читать выборочно — из кусочков, намеков неожиданно складывалась целая картина… Бумага была плохая, буквы были мелкие, литографии блеклые… Петр скользил глазами по тексту, и вот взгляд остановился на заглавной витиеватой буквице «Г».
«…Громады английских трехпалубных морских гигантов с десятками выглядывавших из бортов пушек, легко, однако, носившихся по воде на крыльях сложной системы парусов, спитхедский морской бой, во время которого ревели пушечные залпы, внушительные верфи Портсмута и Чатама, лава расплавленного металла на артиллерийских заводах Вулича, лес мачт английского торгового флота по течению Темзы, по которой много раз вверх и вниз скользила царская яхта, сложные по тому времени машины монетного двора в Тоуэре — вот, думается, наиболее яркие образы, возникшие перед царем, когда он расставался с Англией».
