Чистая совесть/Доля | страница 26
Я даже пробовала ей возражать: у тебя чуть что — любовь! Это только влюбленность! Да я на самом деле более страстная!
Но я только радовалась различию наших характеров.
Тогда меня полностью поглотило несчастье, и я даже забыла, что он мне нравится.
Теперь в моем сердце появилось немного свободного места. И это говорит о том, что я смирилась с положением сестры.
— В ноябре небо какое-то высокое, и все дышит печалью, — сказал он. — Ты какой месяц любишь?
— Ноябрь.
— Почему?
— Потому что небо высокое, и чувствуется печаль одиночества, сердце тревожно бьется, кажется, будто становишься сильнее. В воздухе ощущается какое-то оживление, и находишься в предвкушении настоящей зимы.
— Согласен.
— Да, почему-то я ужасно люблю это время.
— Я тоже. Кстати, хочешь мандарин?
— Разве уже сезон мандаринов?
— Нет, твоя мама сказала… как же ее зовут, забыл имя… родственница прислала.
— Кто же это? Наверно, тетя с Кюсю.
— Может быть.
— Где же мандарин?
— Здесь.
Он повернулся и достал из корзинки на телевизоре один мандарин. Телевизор только для посетителей. Сестра его не смотрит, даже своего любимого Накаи из группы «SMAP».
— Ах, сестра их обожала, — сказала я.
— В самом деле? Тогда давай дадим ей понюхать!
Он достал еще один, разрезал пополам, поднес к носу сестры. По комнате поплыл кисло-сладкий приятный аромат, и я почему-то увидела, как сестра в этом дневном свете поднялась с кровати, улыбнулась и сказала своим звонким, как колокольчик, голосом: «Какой приятный запах!»
Конечно, в реальности этого не случилось, это были грезы. Сестра с потемневшим лицом спала под звуки приборов. Но это видение было слишком живым, и от неожиданности я заплакала.
— Видела? — не обращая внимания на мои слезы, спросил Сакаи, округлив от удивления глаза.
— Думаю, видела. Наверно, у сестры все-таки где-то осталось сознание.
— Перестань, ты ошибаешься! — категорично заявил он. — Это тебе сейчас мандарин продемонстрировал. Знал, что Куни обожала мандарины, воскресил и показал тебе.
У него с головой все в порядке? — подумала я.
— Мир — такое хорошее место, правда? — Его улыбка была слишком доброй, поэтому во мне снова что-то взорвалось, и я заплакала навзрыд.
Упав ничком на кровать, я рыдала, размазывая слезы, всхлипывала и никак не могла остановиться. В этот момент мне было уже все равно, кто посредник — мандарин, грейпфрут. Я хотела встретиться с сестрой.
Пока я не успокоилась, он молчал.
— Я пойду. Извини, что расплакалась, — сказала я.