Чистая совесть/Доля | страница 26



Я даже пробовала ей возражать: у тебя чуть что — любовь! Это только влюбленность! Да я на самом деле более страстная!

Но я только радовалась различию наших характеров.

Тогда меня полностью поглотило несчастье, и я даже забыла, что он мне нравится.

Теперь в моем сердце появилось немного свободного места. И это говорит о том, что я смирилась с положением сестры.

— В ноябре небо какое-то высокое, и все дышит печалью, — сказал он. — Ты какой месяц любишь?

— Ноябрь.

— Почему?

— Потому что небо высокое, и чувствуется печаль одиночества, сердце тревожно бьется, кажется, будто становишься сильнее. В воздухе ощущается какое-то оживление, и находишься в предвкушении настоящей зимы.

— Согласен.

— Да, почему-то я ужасно люблю это время.

— Я тоже. Кстати, хочешь мандарин?

— Разве уже сезон мандаринов?

— Нет, твоя мама сказала… как же ее зовут, забыл имя… родственница прислала.

— Кто же это? Наверно, тетя с Кюсю.

— Может быть.

— Где же мандарин?

— Здесь.

Он повернулся и достал из корзинки на телевизоре один мандарин. Телевизор только для посетителей. Сестра его не смотрит, даже своего любимого Накаи из группы «SMAP».

— Ах, сестра их обожала, — сказала я.

— В самом деле? Тогда давай дадим ей понюхать!

Он достал еще один, разрезал пополам, поднес к носу сестры. По комнате поплыл кисло-сладкий приятный аромат, и я почему-то увидела, как сестра в этом дневном свете поднялась с кровати, улыбнулась и сказала своим звонким, как колокольчик, голосом: «Какой приятный запах!»

Конечно, в реальности этого не случилось, это были грезы. Сестра с потемневшим лицом спала под звуки приборов. Но это видение было слишком живым, и от неожиданности я заплакала.

— Видела? — не обращая внимания на мои слезы, спросил Сакаи, округлив от удивления глаза.

— Думаю, видела. Наверно, у сестры все-таки где-то осталось сознание.

— Перестань, ты ошибаешься! — категорично заявил он. — Это тебе сейчас мандарин продемонстрировал. Знал, что Куни обожала мандарины, воскресил и показал тебе.

У него с головой все в порядке? — подумала я.

— Мир — такое хорошее место, правда? — Его улыбка была слишком доброй, поэтому во мне снова что-то взорвалось, и я заплакала навзрыд.

Упав ничком на кровать, я рыдала, размазывая слезы, всхлипывала и никак не могла остановиться. В этот момент мне было уже все равно, кто посредник — мандарин, грейпфрут. Я хотела встретиться с сестрой.

Пока я не успокоилась, он молчал.

— Я пойду. Извини, что расплакалась, — сказала я.