Эти же холодные струи били Валерия, бредущего на запад, к морю. Ноябрьская ночь была темна необыкновенно. Он шел, вытянув вперед руки, отталкиваясь от кустов и деревьев, ощущая под пальцами то мокрые жесткие осенние листья, то острые, словно каменные, колючки. С трудом, увязая в размокшем песке, взбирался на холмы, не удержавшись, скатывался с них вместе с потоками воды вниз, в овраги.
И долго лежал в воде, приходя в себя, чувствуя жгучую боль в ранах. Отлежавшись, вставал и вновь шел вперед. От слабости его шатало. Валерий то замерзал и начинал дрожать всем телом, громко стуча зубами, то покрывался жаркой испариной.
Сначала в его сердце еще находили место страхи. Страх потерять направление. Или наткнуться на иудеев. Но постепенно он терял силы и вместе с ними и чувство страха. У него осталась лишь одна цель – идти, и он брел, брел нескончаемо долго, сквозь нескончаемо долгую ночь. Он шел и молился, вновь давая обеты. Неожиданный окрик часового лишил его последних сил. Он сказал:
– Я Валерий Венуст, префект, – и упал лицом вперед, на размокшую влажную почву, ощутив мгновенное острое счастье от прикосновения холодной земли к своей горящей от жара коже и от сознания, что он выполнил то, что должен был, дошел до своих и что теперь он может позволить себе отдохнуть. С этой мыслью Валерий потерял сознание.
Пришел в себя Валерий в операционной легионного госпиталя. Молодой здоровый рыжий архиатр[26], держа в сильной руке небольшую железную лопатку устрашающего вида, исследовал его раны.
– А, очнулся, – без удивления сказал архиатр и добавил с интересом: – Кто это заботился о вас, офицер? Раны вполне чистые.
У Валерия от боли непроизвольно дернулась щека.
– Ну ты, живодер, поосторожней, если раны в порядке, чего в них копаться, – хрипло проговорил он, испытывая, как и все люди, не связанные с медициной, томительно удручающие ощущения при виде хирургических инструментов – всех этих бронзовых изогнутых щипцов, крючков для удаления наконечников стрел, острых скальпелей непонятного назначения, таинственных мазей и эликсиров в керамических сосудах, расставленных по сторонам комнаты.
Медик понимающе хмыкнул и отошел, поручив санитару присыпать раны пеплом морской губки, чтоб не загноились.
В просторной, хорошо протопленной угловой комнате, предназначенной для офицеров, было тихо. Валерий подолгу спал; проснувшись, лежал, наслаждаясь бездельем и покоем. Силы постепенно возвращались к нему, и вместе с ними вернулись мысли и воспоминания.
