Еврейская школа представляет для французского иудаизма после 1945 года предмет главной и неотложной заботы. Наряду со школой Маймонида, открытой еще во времена подъема гитлеризма, после Освобождения появляются средние школы — „Явне“ в Париже и „Акива“ в Страсбурге; возобновляет свою деятельность начальная школа Люсьен де Гирш, а раввинская школа восстанавливает секцию среднего образования. В Орсее движение Еврейских Просветителей Франции основывает в 1946 году школу Жильбера Блоша, чтобы готовить молодых людей и девушек к различным профессиям в сочетании с иудаизмом. Какой амбициозный девиз: „Делать так, чтобы ученики не могли обходиться без иудаизма; делать так, чтобы иудаизм не мог обойтись без них“!
Религиозный совет, со своей стороны, преобразует и улучшает религиозное образование. Еврейский совет по образованию, созданный в Париже, пересматривает программы, учреждает экзамены, рассматривает столь острую проблему учителей, занимается поставкой и распределением книг и школьных учебников. Наконец, Высшая Школа Восточного Еврейства, принадлежащая Альянсу и действующая около столетия, совершенствует свои методы еврейского образования и возводит иврит в ранг основного предмета. Повсюду утверждается одна и та же идея: наша жизнеспособность зависит от изучения иудаики, одного повторения древних обычаев и семейных воспоминаний уже недостаточно.
Но верно также и то, что лишь малая часть французского еврейства затронута этим движением, — оно не похоже на внезапное половодье. Директора школ, о которых я говорил, и в которых возрождение иудаики должно бы произвести куда более впечатляющий эффект, не станут отрицать, что результаты не оправдывают затраченных усилий, что молодежь устает от иврита и, когда проходит первоначальный энтузиазм, воспринимает его либо как чрезмерный религиозный долг, либо как дополнительную нагрузку в тяжелой и без того подготовке к официальным экзаменам.
Мы полагаем, что неудачи не связаны с нехваткой программ или преподавателей.
Эффективность обучения зависит от его интеллектуальной и моральной ценности. В такой стране, как Франция, подросток заинтересуется языком, лишь если почувствует значение той цивилизации, которую открывает ему язык. Тем более — мертвый язык. Он может добиться признания только в том случае, если в современном мире сохраняется традиция его изучения и — что существенно — если он актуален в обществе великих умов. Иначе с ним будет связано лишь провинциальное любопытство, либо догмы, либо пошлости. Разум не приемлет этого.
