Три статьи о еврейском образовании | страница 6
Но именно в этом смысле со времени двух последних столетий нет более еврейской цивилизации, достойной этого имени. В самом деле, нет ничего общего между тем, что представлено в Книгах, и тем, чем наполнено современное сознание. Положение еврейской цивилизации сегодня похоже на то, какое занимала в Европе накануне Возрождения греко — римская древность. Блеск современного мира нас ослепляет настолько, что мы готовы согласиться со своей еврейской убогостью. Вот почему мы являемся евреями без иудаизма, блюстителями иудаизма без евреев.
Эту бессодержательность сразу почувствовал один парижский лицеист, склонный к сопоставлениям и размышлению. В каждой фразе учителей французского или греческого, какими бы они ни были посредственными, до него доходил отголосок полноценной мысли. Что касается иврита, то здесь вопиющее молчание пытаются заполнить педагогикой. Имеется в виду преподавание иврита при помощи образов, песен, танцев, сценических постановок. Иврит без слез! Иврит на чувственном уровне! Иврит для отсталых!
Религиозная форма иудаизма из-за ошибки нескольких поколений, относившихся к разуму с недоверием, перестала быть мыслящей, каковой она являлась в высшей степени — религией, поместившей свое главное духовное действо в критическое размышление над книгой, в дискуссию. Жаль.
…Правда, вот уже 150 лет у нас имеется наука об иудаизме: Wissenschaft des Judentums. Она всегда была частью филологии. Кто оспорит ее пропедевтическое значение? Но свобода филолога, который подходит к тексту как к источнику, таит в себе страшную опасность. Филолог, подвергая текст исторической критике, должен рассматривать его как нечто вышедшее из употребления. Критический ум, он становится на минутку умнее своего объекта. Опасность в том, что эта минутка может затянуться. Он рискует оказаться в положении археолога, нашедшего неолитический инструмент и не допускающего возможности его применения.
В европейских университетах подходят к текстам Платона, Монтеня, Гете как к способным ориентировать нашу мысль, формировать наше восприятие. Они говорят нам о самом возвышенном — об основаниях, на которых зиждутся наши суждения и критерии. Но Талмуд!.. Он подается здесь, как некий выброс истории, потому что люди, зачастую неспособные проследить за самым простым его рассуждением, рассматривают Талмуд с высоты птичьего полета — и судят о нем на уровне птичьего разумения! В лучшем случае его идеям находят подтверждения у Платона, Монтеня и Гете, или же признают его истины, когда они согласуются с самым общим здравым смыслом. Выходит, наши школьники правы: если во всем находится здравый смысл, зачем утруждать себя изучением иудаики, когда можно читать непосредственно Платона, Монтеня и Гете?