— Жди дальше. Это не я.
— Нет-нет. Я — серьезно… — тот пристроился к Пепеляеву и пошел рядом. — Понимаете, какое дело… Я из молодежной газеты «Чертовецкое племя», мы готовим очерк об экипаже «Теодор Лифшиц». Мне сказали, что никто, кроме вас, лучше не расскажет.
— Документ! — строго сказал Пепеляев и вдруг остановился.
Тот торопливо добыл корочки и показал. Все было в порядке: и печать, и «действительно до…»
Столь же вахтерски Пепеляев протянул руку и к серенькому:
— Ваш документ!
Тот развел руками. Дескать, якобы забыл.
— Это — просто так, мой знакомый… — поторопился объяснить щеночек в береточке.
— Ничем не могу, — сухо сказал Пепеляев. — Документов нет, а он говорит: «Здрасьте!» Я должен верить? А может, он чем-нибудь воспользоваться хочет?
— Чем воспользоваться? — не поняла береточка.
— Не знаю чем, а хочет! Есть, дорогой товарищ, единые правила, нарушать которые никому не дозволено.
Серенький улыбался, как глухонемой. Дружелюбно, ясно, ничего будто бы не понимая. От него к тому же пахло тройным одеколоном — не изнутри, а снаружи, — что окончательно уж не понравилось Василию.
— Пусть он отвалит отседова, — сказал он, — а мы с вами побеседуем на интересующие нас темы.
Все так же продолжая улыбаться, серенький послушно отстал.
Мальчонка оказался шустрый. С ходу вывалил на Василия десятка полтора вопросов и даже карандашик навострил. Пепеляев не замедлил.
— В бытность мою матросом на прославленном «Красном партизане Теодор Лифшиц», — начал он плавно, — любил я в редкую минуту отдыха посещать планетарии… — (Щеночек торопливо шпарил в книжечку прямо на ходу.) — И вот именно там, в одной из лекций, довелось мне услышать, что даром только отдельные птички отряда воробьиных поют, понял?
Мальчонка дописал и поднял на Василия умненькие глаза:
— Понял. Гонорар меня не волнует, меня волнует публикация, поскольку я на практике.
— Поскольку я не на практике, а в теории, то меня, наоборот, волнует этот самый… который гонорар. Делаем так! (Тебя как звать-то? забыл…) Так вот, Мишка, гони бумагу, карандаш давай, и я сам тебе все в лучшем виде опишу. Может, даже в стихах. Ты там мягкие знаки, где надо, расставишь. Слава — тебе, деньги — мене. Но если государственную премию дадут, премию тоже мене! Согласный?
— Согласный. Только в стихах не надо, ладно?
Василий ухмыльнулся:
— Сомневается… Думает, что я стихами не могу. Вот послушай, чудак, что недавно вышло из-под моего автоматического пера…
Он остановился, принял позу и — вдруг пионерским звонким голосом продекламировал:
