Клэй вернулся из кухни, принес бокал с виски и новую мысль:
— Пока ты была наверху, я думал об этой твоей идее — будто женщина смотрит на мужчину как на бога. Синтия с тобой не согласилась бы. — Он сел напротив нее, свесив руки между колен. Шампанское он успел прикончить, но говорил совершенно трезвым голосом. — Она вовсе не считает мужчину богом. Мне кажется, для нее мужчина существует лишь постольку, поскольку его можно использовать в своих целях.
— В таком случае ее ждет большое разочарование. Ни одной женщине еще не удавалось использовать мужчину. Так же как мужчины не могут в своих интересах использовать Господа Бога. Бог, по определению, сам использует человека.
— У меня такое ощущение, что Синтия уверена, будто она непосредственно связана с бесконечностью, если употребить твое выражение. В своем стремлении к цели она перешагнет через любого мужчину.
— Еще бы! Как все лавочники.
— Ты ведь ее совсем не знаешь. Ты не представляешь, какой ужас она мне внушает.
— Ужас?
— Я мог бы тебе такое порассказать — волосы дыбом встанут.
— Ага, наконец-то ты оценил меня! — весело заметила Мэрион.
Он промолчал, глядя прямо перед собой, огромный и потерянный. Потом хрустнул суставами пальцев — вспомнил привычку тридцатилетней давности.
— Боже, я тебя расстроила? — Устыдившись, она вскочила. — Извини. Но понимаешь — таковы женщины. Мы как древние греки: любим подшучивать над нашими богами. — Она положила ладонь на его мягкие волнистые волосы и слегка их поерошила. — Давай поговорим о Синтии за ланчем. Я обещаю хорошо себя вести. Мы оба будем вести себя примерно.
Ее дочь Бет вышибли из Хо-уп-Холла за наркотики. Она сказала, что промышляет этим ради денег, но деньги-то у нее есть. — Он говорил взволнованно и быстро, как бы снимая с себя тяжесть долгого сердитого молчания. — Я давал ей столько денег, сколько разрешалось, и покупал всю одежду, которая только может понадобиться девушке, и на Рождество подарил «тойоту».
— Хэнку тоже всегда хотелось делать мальчикам подарки. Ни к чему хорошему это не ведет, — сказала она и вдруг осознала, что голос Хэнка уже больше часа не звучит у нее в ушах.
Они сидели в ресторанчике на окраине города. Этот ресторанчик, солнечный, с кондиционированным воздухом, был излюбленным местом пожилых дам Бока-Ратона. Со всех балок и светильников спускались вьющиеся растения. Пол был выложен плитками, а стулья были неустойчивые и неудобные, как в уличном кафе. В центре стоял огромный, грубо сколоченный дубовый стол. Поскольку весь город помешался на здоровой пище, на столе громоздились несъедобные хлебцы из отрубей и свежие овощи для салатов двадцати сортов.
