И вот я снова на парижской мостовой с сорока франками в кармане, и не в ладах со всеми учебными заведениями Франции и... Наварры.
Куда направить свои стопы?
Я уже не тот, что прежде, — восемь месяцев провинциальной жизни преобразили меня.
Целых десять лет я жил, как пьяница, который боится похмелья и на другой день после попойки, едва продрав глаза, тянется дрожащей рукой к припасенной заранее бутылке.
Я опьянялся собственным красноречием и чаще всего растрачивал свое мужество по пустякам.
Даже те, кого я, скрывая свои муки, одаривал весельем, чтобы отвлечь их от их горестей, — даже они не поняли меня и не только не были мне благодарны, но считали меня глупым и жестоким. Тупые, презренные люди... им невдомек было, что под иронией я прятал страданье, как прячут язву под фальшивым носом; что тревога грызла мне сердце, когда резкой шуткой я старался заглушить нашу общую скорбь, — так вышибаешь ударом кулака стекло в душной комнате, чтобы дать доступ свежему воздуху.
Стоило мне устраиваться!
Чего успел я добиться с тех пор, как вернулся из провинции?.. Я и сам не знаю. Я вел здесь такую же растительную жизнь, как и там, с той только разницей, что не наслаждался более готовым кормом и свежей подстилкой для спанья.
Неужели я доберусь до могилы, так и не выбившись из мрака, постоянно обороняясь от жизни, без единой битвы при ярком солнечном свете?
Ну что ж! Пусть они кричат об измене, если им угодно!
Я постараюсь продать мои восемь часов в день, чтобы вместе с куском хлеба обеспечить себе и ясность ума.
В конце концов и Арну[8],— а я считаю его порядочным человеком, — тоже сделался чиновником. Мне сказала об этом на днях при встрече Лизетта.
Мое прошение должно быть подкреплено рекомендациями... Придется нарушить еще одну клятву!
Все равно!
Приняв должность надзирателя коллежа, я уже тем самым стал клятвопреступником, и я снова буду им, выклянчивая подписи людей, пытавшихся уничтожить нас Второго декабря[9].
Несчастный! Вместо того чтобы завоевать себе место в жизни, я только потерял почву под ногами, зато нашел у себя несколько седых волос.
Готово! — Один гвардейский генерал, один книготорговец из Тюильри да бывший директор школы, где преподавал мой отец, дали мне рекомендации, по две строчки каждый.
Этого оказалось вполне достаточно, и вот я назначен регистратором на сто франков в месяц в мэрию, которая находится где-то у черта на куличках и имеет довольно жалкий вид.
