Прихожу туда, поднимаюсь по лестницам и спрашиваю начальника канцелярии.
Меня принимает сутуловатый человек в очках.
— Хорошо. Вы будете вести запись новорожденных.
Он ведет меня в отдел актов гражданского состояния и передает какому-то чиновнику. Тот осматривает меня с ног до головы, знаком приглашает сесть и спрашивает, хорошо ли я пишу (!!).
— Не особенно.
— Покажите.
Я макаю перо в чернильницу, но погружаю его слишком глубоко и, вытаскивая, сажаю огромную кляксу на странице большой реестровой книги, лежащей перед этим человеком.
Он в диком отчаянии.
— Прямо на имя!.. Придется делать ссылку!
Он кидается к окну, высовывается наружу и, делая какие-то знаки, кричит.
Что такое? Он зовет на помощь? Чувствует приступ удушья? Или, быть может, хочет приказать арестовать меня?
Кто ему отвечает? Доктор? Полицейский комиссар?
Ни тот и ни другой. Это угольщик, виноторговец и акушерка. Пять минут спустя все они врываются в канцелярию и испуганно спрашивают, что случилось.
— А то, что вот этот господин начал свою службу с того, что измазал мою книгу, и теперь вам всем нужно будет расписаться на полях, чтобы ребенок сохранил свое звание.
Он в бешенстве повертывается ко мне.
— Вы слышите? Зва-ни-е! Знаете ли вы по крайней мере, что это такое?
— Да, я изучал право.
— Сомнительно! — говорит он, усмехаясь. — Все они одинаковы... Бакалавры — это гибель для реестров!
Раздается писк, стук грубых башмаков — и снова акушерка, угольщик и виноторговец.
Мой коллега ставит меня прямо перед лицом опасности.
— Опросите заявительницу.
Как взяться за дело? Что нужно говорить?
— Сударыня... вы по поводу ребенка?
Чиновник пожимает плечами и всем своим видом выражает безнадежность.
— А за каким чертом, по-вашему, ей было приходить сюда? Не сможете ли вы хотя бы констатировать... Удостоверить пол...
Удостоверить пол!.. Но как?..
Чиновник поправил очки и с изумлением уставился на меня, как бы спрашивая, не отстал ли я в развитии, или уж настолько наивен, что даже не знаю, как отличить мальчика от девочки.
Жестами даю ему понять, что знаю это прекрасно.
Он облегченно вздыхает и обращается к акушерке:
— Разверните ребенка. А вы, сударь, смотрите. Да подойдите поближе, оттуда вам ничего не видно!
— Это мальчик.
— Еще бы! — замечает с гордостью отец, подмигивая угольщику.
И вот я — кормилица или что-то вроде того.
Из вежливости мне приходится иногда помочь развязать тесемки, вынуть булавки, распеленать младенца и пощекотать ему шейку, когда он слишком раскричится.
