И Эдор, звездный Эдор откатился до средневековья. Конечно — я подозревал, и в метрополии подозревали, а может и знали — не дураки же там сидят — на каких-нибудь подземных заводах работают уцелевшие ученые, наверняка, разрабатывают оружие, возможно даже, строят корабли. Многое говорило за это — и слишком строгое, показное соблюдение соглашений, и более чем столетний мир на планете, населенной воинственными и вооруженными кланами. Эдорцы явно готовились к войне с более могущественным и — если так можно сказать — всеобщим противником. Да и не прощают расы воинов, к которым, без сомнения, принадлежали эдорцы обид и поражений. Просто не умеют. Ступени, наконец, кончились, и я ступил в нужный мне коридор. Или показалось, или в дальнем конце мелькнула высунувшаяся из-за угла эдорская физиономия. Мелькнула и исчезла, ну и ладно.
Мой путь лежал в противоположную сторону. Там, за многочисленными поворотами и переходами, была дверь. Неотличимая от десятка других дверей, пройденных мной. Рука, сжимающая меч, немного вспотела. Необычно, но я волновался.
Петли скрипнули, выдавая мое появление. В эдорских замках все петли скрипят, чтобы враг, или друг — не важно — не смог остаться незамеченным и, соответственно, подкрасться.
Не остался незамеченным и я, хотя подкрадываться мне, собственно, было незачем.
Комната — небольшая. На стенах — оружие и фрагменты сложных эдорских доспехов. Как и ожидалось. Книги, ковры — удел ученых — касты, следующей за воинами, но ниже ее.
Кровать, вопреки ожиданию, с целым ворохом подушек и одеял. Оправдывая ожидания — ткань постельного грубая, похожая на домотканую.
На кровати полусидел, полулежал эдорец. С возрастом лицо представителей этой расы не покрывалось морщинами, а… выцветало. Пурпур щек превращался в румянец. Кармин носа светлел до охры, а изумруд кожи жух осенней травой.
Лицо эдорца, лежащего на кровати, было… серым. Щеки, губы и прочее засыпал однообразный и однотонный пепел. Он был стар, очень стар. Или болен. Очень болен.
Рука, пергаментная рука лежала на рукояти меча. Не такого, как мой. Длинного, напоминающего саблю меча с односторонней заточкой. Сомневаюсь, чтобы в ней были силы, способные поднять его. Хотя когда-то, без сомнения, были. Эта рука потрясала мечом, поднимала его и опускала на головы… врагов.
Я подошел к кровати. Мои собственные руки, сжимающие меч, были уже откровенно мокрые. Суетливым движением я вытер ладони о штаны.
Эдорец смотрел на меня, не мигая. Он знал, что пришла его смерть. Рука, рука воина, живя собственной жизнью, инстинктивно обхватила рукоять меча, пытаясь оторвать, отодрать неподъемный груз.
