Но я не мог не чувствовать силу этого человека, и мне хотелось разобраться окончательно, почему он так силен и так мне симпатичен. Мне не хотелось огорчать его. Мне хотелось порадовать его.
Я тащил кувшин, в таком вот компоте разных, но, в общем-то, приятных чувств. Тащил и сам себе нравился. И даже гордился собой. Чуть-чуть.
Глава 29
Феодосий стоял на коленях перед своим крестом, когда я вернулся. Я присел на камень рядом с входом, чтоб не тревожить авву.
Через несколько минут он вышел из пещеры.
— О чём ты так долго молишься? — спросил я.
— О тебе.
— А о чём ты молился до того, как появился я?
— О тебе.
— Но этого не может быть!
— Даже молясь о себе, молятся о мире. А значит, и о тебе. Принёс воду?
— Да! Для чего она тебе понадобилась?
— Подойди, возьми кувшин. Я взял.
— А теперь — вылей воду.
— Что?
— Вылей воду на землю.
— Ты что? Ты... Ты... Понимаешь, что говоришь?
— Вылей воду.
— Я... Я нёс! Тебе! Радовался! Ты понимаешь, что говоришь?
Не могу передать, как всё моментально вскипело у меня внутри. Перехватило дыхание. Даже бросило в пот от возмущения.
Руки непроизвольно сжались в кулаки.
Я придвинулся к Феодосию. Ещё немного, и я бы схватил его за грудки. Но он перекрестился, спокойно глядя на меня.
Я схватил кувшин и перевернул его. Вода жалобно хлюпнула и вылилась на каменистую землю, почти сразу же впитавшись в неё.
— Вот! Пожалуйста! Как хочешь! Только ни о чём меня теперь не проси! И твои молитвы не нужны мне! Забери их вместе с твоей водой!
Я отшвырнул кувшин. Он жалобно звякнул на камнях и отлетел.
Этот человек оскорбил меня! Он насмеялся над самым светлым. Над тем, что только проявилось во мне! А ведь я ему, для него — нёс эту воду! Этот человек... У меня не было слов. Даже ругань застряла у меня в глотке. Я не знал, куда деться. Что сделать...
Я плюнул на камни и побежал, куда глаза глядят.
Убежал я недалеко. За холм. Чтоб не видеть ни Феодосия, ни пещеры. И там я сидел.
Сидел, сидел...
Я понимал, что уходить мне некуда. Что нет смысла идти даже в монастырь, за восемнадцать километров. Там никто не понимает моего языка, и все видели, что я приходил с Феодосией.
Просто, видимо, мне надо было побыть одному, чтоб прийти в себя от такой неожиданной и подлой обиды, нанесённой мне этим человеком, которого я — даже назвал аввой! Что значит — отец.
Я назвал этого человека отцом, а он...
Нет, я никак не мог прийти в себя. Солнце уже перешло середину небосвода, а я не находил в себе сил вернуться к пещере.
