Чего только я ни передумал, сидя на камне и лёжа на сухой земле! И о своём несуразном прошлом, и о том, что меня, в общем-то, здесь и нет. А лежу я, бедный, в реанимации, в двадцать первом веке, и никак не могу прийти в себя.
Может быть, всё это — только изощрённая игра разума, галлюцинация. И никакой пустыни, никакой пещеры и никакого монаха Феодосия нет и в помине и никогда не было.
Так, всё так... но почему тогда столь тверды эти камни? Так жжёт это солнце, и так хочется есть?
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного...
Я начал молиться на закате.
Просил о помиловании. «Пусть я такой плохой, — думал я, — но, Господи! Неужели всё так безнадежно? Ты, вон, разбойников прощал, так помилуй и меня... Почему я оказался здесь? Почему Ты дал мне в наставники такого чудного, такого чёрствого и даже жестокого человека? А, Господи? Почему? Почему он насмеялся надо мной? А Ты всё видел и не защитил меня! Не помиловал! Может, Ты не видел? Помилуй, помилуй...»
Глава 30
Целый день я пробыл в одиночестве. К пещере вышел, только когда село солнце. Феодосий плёл корзину. Губы его чуть заметно шевелились. Он вкладывал Иисусову молитву в каждое переплетение прута.
— На вечер — сто Иисусовых молитв, — как ни в чём не бывало, сказал он мне.
— Читай их сам, — грубо ответил я.
Конечно, я немного перегорел. Теперь я догадывался, что не всё так просто с этой водой. Но не мог же я сдаться без боя.
Феодосий продолжал молча доплетать корзину. Да и сумерки опускались быстро.
— Почему ты молчишь? — не выдержал я.
— Читаю сто твоих молитв, — спокойно ответил он.
— Может, объяснишь мне, что произошло?
— Если бы ты был моим учеником, пришедшим ко мне по доброй воле, я бы ничего не сказал тебе. Я просто выливал бы твою воду до тех пор, пока ты не понял бы сам. Или — не ушёл бы туда, откуда пришёл.
— Я прошу тебя.
— Да, идти тебе некуда. И я не знаю, сколько ты пробудешь со мной.
— Не знаешь?
На этот вопрос Феодосий не ответил. Он закрепил последний прут и отставил готовую корзину в сторону.
— Ты подумал, что ощутил сладость молитвы. Ты решил, что молился сам. Но это не так. Бог подвёл тебя к началу пути. Бог вложил в уста твои молитву не более той, какую может вынести новоначальный. Остальное доделала твоя горячая, разгорячённая плоть. А ты решил, что чего-то достиг? И потому тебе не нужна пещера?
Тут уж настала моя очередь промолчать. С каждым словом монаха мне казалось, что и в сумерках заметно, как краснеет мое лицо.
