Всё заглушив напевом муки,
Завыл на фабрике гудок…
Поспешно в чёрных, в синих блузах
Выходят люди из лачуг…
Сердца им давит злой недуг,
Порывы чахнут в тяжких узах,
Ведёт на труд дневной нужда…
Идут толпой… отрывки речи…
Ряд юношей, стариков —
Обрисовать их – мало слов;
Дугой согнуты многих плечи…
Они невольники труда…
В мастерских поют машины,
Стук и грохот от станков,
Стоны пара-властелина
Звон зубил и молотков.
Прессы, краны и домкраты,
Мастера кругом снуют,
Люди словно автоматы
Плавят, давят и куют.
На лице рабов забота
Наложила яркий след:
Жизнь – проклятая работа.
Мысль о счастье – жалкий бред.
Радость грёз не существует,
Вечно душит темнота,
Голодающих бичует
Беспощадно нищета.
Так давно уже ведётся —
Днём работай, ночью спи.
Счастье скоро улыбнётся,
А пока терпи, терпи…
Свистят пары, гремят станки,
Звенят и пляшут молотки,
И тяжело вздыхают люди,
Когда испорченные груди
Вдыхают копоть, дым огней…
И гнев в глазах блестит сильней.
«Стучи, стучи, быстрей стучи,
Потом оправку замочи.
Получка будет, загуляем,
А отдых мертвыми узнаем…»
Кузнец, работая, шутил
С молотобойцем, тот служил
Здесь в мастерской девятый год,
Слабея быстро от невзгод.
Кузнец стучит, и он стучит,
Сроднившись с молотом, молчит.
Одни глаза горят угрюмо
Какой-то страшной, тайной думой.
Горят и будто говорят:
«Я сын невольников труда,
О будь ты проклята, нужда!..»
В убогом и грязном жилище
Больная в постели лежит
И бредит о муже, о пище,
И медленно время бежит.
Голодные дети рыдают,
Зовут заболевшую мать,
О помощи к небу взывают,
Но небу ли бедным внимать?
«Эх, горе, – соседка сказала, —
Нашла же ты время болеть…
И деток нельзя не жалеть…»
Детишки при ней присмирели,
Соседка сварила обед,
Больную чайком отогрели,
Исчез лихорадочный бред.
А где же отец их родимый,
Чего не утешит детей,
Чего не поможет любимой
Жене заболевшей своей?
«Стучи, стучи, сильней стучи,
Теперь зубило примочи,
А то погнётся от удара…»
И среди копоти и жара
Молотобоец бил, стучал
Да о семье своей мечтал.
Как вдруг сорвался молоток,
Ударил бедного в висок,
Рабочий грузно ниц упал,
«Семья…» – чуть слышно прошептал.
«Получка будет, загуляем,
А отдых мертвыми узнаем…»
Кузнец виски руками сжал,
Молотобоец умирал.
«Ну, что ж, несём в покой скорей,
Давай носилки нам, Кирей…» —
«Постой, полиция придёт
И это дело разберёт…»
Приехал доктор, посмотрел.
Мертвец уже окоченел…
И старый врач, махнув рукой,
Ушёл, скрепивши протокол.
Уснули дети, не дождались
Отца с работы своего,
Во сне тревожно разметались —
Знать, вспоминали про него.
