Вот что я хочу сделать: взять телефон и набрать номер Азы. Хочу услышать её голос.
– Зачем ты звонишь? – спросит она. – Ненавижу разговоры по телефону. Только эсэмэс или лицом к лицу. Когда ты уже поймёшь? Ты ещё здесь? Приходи.
Но новый номер Азы что-то вроде 66470938446095505822317253594081284811174502841027019385211055596446229489549303819644288109756659334461284756482337867831652712019091456485669234603486104543266482133936072602491. Бесконечная прогрессия, нет ответа. Набирай, набирай, набирай.
Я вернулся к старым привычкам. Перечислять факты, перечислять, перечислять. Вот только никто не слышит.
Старая проблема. Предполагалось, что я её одолел.
Получается, нет.
412737245870066063155881748815209209628292540917153643678925903600113305305488204665213841469519415116094330572703657595919530921861173819326117931051185480744623799627495.
Я знаю гораздо больше цифр числа пи. Аза знает ещё больше, чем я. Но в какой-то момент их запоминания я точно перешагну то место, на котором она остановилась. Всё равно что проехать мимо, не заметив Азу, голосующую на дороге. И это такое же дерьмо, как и всё во Вселенной, которая в настоящий момент целиком состоит из невообразимого дерьма.
Я не сплю. Я не в порядке. О некоторых вещах я никогда не захочу говорить.
К примеру, о том, что случилось в скорой. О том, что я видел, как Азу вскрыли.
О том, что мы вызвали вертолёт для эвакуации. Медик выскочил на улицу, чтобы попытаться знаками помочь ему спуститься. Я слышал, как вертолёт влетает прямо в грозовую тучу над машиной. Затем – удар. Небеса вспыхнули. Четыре человека погибли в тот день: пилот и летевший с ним медик, а также парень, что выскочил сигналить вертолёту, когда тот взорвался. Моего горя хватит только для одной. Я едва удерживаю его внутри.
О том, что… я не могу даже…
Мы прождали на шоссе около часа, а затем на лёд выпало достаточно снега, чтобы можно было продолжить путь – с папой Азы за рулём. Слишком поздно.
Я ехал вместе с ней сзади.
Всё, чего мне хочется с тех пор, – это ткнуться лбом в стену и ощутить хоть что-то.
Находись я сейчас в гостиной, с мамами, они бы усадили меня и разразились сочувственными нервными речами о том, как Аза «ушла». Оказывается, я ненавижу это слово. Равно как и выражение «мы её потеряли».
За последние несколько дней я много чего потерял, просто для проверки, чтобы посмотреть, какова она – потеря. В частности, я продолжаю терять разум.
Я впечатался головой в стену и расшиб лоб. Я разбил окно кулаком, замотанным футболкой. Какой-то киношный план, чтобы вызвать боль. Не помогло.
