В официальных документах я по-прежнему Хейворд, о чём ни единой душе не признаюсь. Но…
Мама: В день, когда мы едва тебя не потеряли, мы вдруг поняли, что твоё имя Аза. Что надо было назвать тебя в честь полного спектра, от «Эй» до «Зед». Идеально.
Папа: Нас просто осенило. Это было так странно-духовно. И мы решили: кто посмеет нам перечить?
Однако азаименование точно способствовало развитию моих странностей. Некоторое время в начальной школе меня считали Авой, потому что кто-то из учителей ошибся, а я не стала исправлять. В конце концов меня разоблачили на родительско-учительском собрании.
Аза. Долгие годы я думала, что если уж решили сделать меня палиндромом, обзывали бы тогда Kuulilennuteetunneliluuk. Это эстонское слово, обозначает часть пистолета, через которую пролетает пуля, прежде чем тебя убить.
Если уж что-то делаешь, делай по максимуму, правильно?
Вместо этого я – алфавит. В зависимости от мировоззрения и знания истории алфавита, кто-то может решить, что там ещё есть неслышное &. Раньше амперсанд был двадцать седьмой буквой. То есть, читая алфавит, вы бы сказали: «Экс, уай, зед, энд». Так что, если считать, что моё имя – некая алфавитная петля, то между «зед» и «эй» необходимо вставить амперсанд. Аз(&)а.
Есть нечто потрясное в наличие этого & в моём имени. Сам символ происходит от латинского «et» – где две буквы сплелись вместе. В общем, в моём имени живёт невидимый инопланетянин.
Мы с Джейсоном обнаружили это пять лет назад и с тех пор одержимы моим внутренним ET.
Ну а кто бы не был? В смысле «И-Ти звонить домой»[1] и всё такое.
Видите, как я превращаю просто странное в нечто удивительное? Иногда это помогает чувствовать себя немного лучше. А в другие дни – не так чтобы очень.
Сегодня? Сегодняшний день отвратен.
В груди словно что-то трещит, а я притворяюсь, будто ничего такого, но, отчасти потому, что это может-наверное-скорее-всего-наверняка опять галлюцинации, отчасти потому, что на мне тестируют каждый новый препарат на фармацевтическом рынке, я вдруг впадаю в дикое отчаяние и прежде, чем успеваю осознать, уже сижу за кухонным столом с семьёй, вся в слезах и надрывно кашляя.
Меня засовывают в душ, где я остаюсь на табуретке в клубах пара, голая и грустная, вдыхая воду и пытаясь не думать о корабле, который видела, о раздавшихся с неба словах. Пытаясь забыть обо всём, включая шестнадцатый день рождения, родителей и свою печаль.
– Ты же знаешь, детка, ты просто особенная, – говорит мама, закрывая дверь моей комнаты. – Мы рядом. Ты не одна. И мы любим тебя.
