Внутри мозга, освобожденного от голосов, одна за одной проскакивали какие-то однотипные мысли вроде «Вот это допился» и «Лучше бы Кирюха мне морду набил».
Луканька, уже покинувший нос и спустившийся по правой щеке на плечо Виктора, остановился подле бледно-розового языка, покрытого белым налетом с едва заметными синеватыми прожилками, и с интересом его разглядывал, наклоняя голову то вправо, то влево. Он держал в правой руке меч, а левой, на которой вместо ногтей находились удлиненные серые, загнутые, вроде кошачьих, когти, чесал тот самый небольшой бугор у левого основания рога, осыпая себя сероватыми пылевидными крупинками, покрывающими ткань косоворотки ровным слоем. Луканька явно раздумывал, как лучше отрубить язык. Немного погодя он, кивнув головой, обратился к собрату некошному, каковой, крепко натягивая на себя язык, ухваченный щипцами, обливался потом, дул себе под нос и даже изредка мотал головой, стараясь стряхнуть с его кончика образующуюся там здоровенную каплю пота.
– Короче, я рублю посередке?… – спросил Луканька.
– Руби-руби, чего стоишь, – возмущенно отозвался Шайтан и дунул себе на нос, отчего капля пота накренилась и, соскользнув, пропала в большой его ноздре. – Видишь же, я уже весь вспотел от натуги.
А Витька только сейчас приметил, что плоские концы щипцов увеличились почти втрое, при этом рукояти остались прежнего размера, что, возможно, и облегчало удержание большого и склизкого языка. Пока Виктор Сергеевич, давясь слюнями, которые уже булькали внутри открытого рта, отвлекся на щипцы, Луканька вдруг резко поднял вверх меч и нанес его острым изогнутым клинком мощный удар по высунутому языку, рубанув его прямо посередке.
Невыносимая боль исторгла из Витюхи протяжный и громкий вой. Он дернул головой, и та, достигнув пола, стукнулась об него затылком так, что язык выскочил из щипцов и послышалось гулкое «хлюп», а зубы несчастной жертвы некошных дробно стукнулись друг об дружку и из них в разные стороны разлетелись мельчайшие желтовато-черные крошки, пойманные плотно сомкнувшимися губами. В первые доли секунд по закрытии рта, поглощенный ужасной болью, полными мутных слез очей и гудящего внутри головы звука «у…у…у…» хозяин дома ничегошеньки не заметил… Но, некоторое время спустя, когда глаза его прояснились от схлынувших вод, обильно смочивших щеки, шею и даже линолеум дома, Виктор Сергеевич увидел перед собой стоящего в полный рост Шайтана, сжимающего правой рукой щипцы, на концах коих висела какая-то двигающаяся ярко-красная масса, с которой струились тоненькие ручейки алой крови. И в тот же миг рот Витька переполнился булькающими реками крови, и он наконец-то понял: язык ему все же отрубили и теперь ту самую, двигающуюся красную часть языка с неподдельным любопытством разглядывали. Шайтан поворачивал щипцы то так, то этак, а Луканька стоял рядом и, подняв свой кинжал, крепко удерживая его в правой руке, тыкал в кровавое месиво острием и, досадливо покачивая головой, что-то шептал, будто видел в этом куске языка причину, заставившую Виктора сгубить свою жизнь.
